Жан Рэ - Город великого страха

– Что вы собираетесь делать? – спросил Триггс, растеряв последние силы и мысли.

– Покончить с привидением! Если завтра ваши друзья из Скотленд-Ярда решат работать по-своему. Бог им в помощь, но сегодня ночью я беру дело в свои руки. Следуйте за мной в мой кабинет.

Триггс был сломлен. Он бросил на труп мистера Дува последний взгляд, в котором смешались ужас и отчаяние, и покорно последовал за мэром.

Просторный кабинет, куда он вошел, напоминал своей строгой обстановкой исповедальню. Единственный семисвечник с горящими свечами безуспешно боролся с окружающим мраком.

И мрак происходил не только от ночной тьмы, но и от общей атмосферы и самих вещей, стоявших в кабинете, – бледно-серых обоев, плотных штор на оконных витражах, панелей из красного дуба. Мрак таился между двумя громадными кожаными креслами, плотным туманом накрывал стол, беззвучно изливался из огромного зеркала, в котором дрожал отблеск семи свечей.

– Триггс, – заявил Чедберн, – заприте двери на тройной оборот ключа и задвиньте засов. Потом тщательно осмотрите комнату. Убедитесь, что здесь нет тайных ходов – даю вам слово; их нет. Затем проверьте, не прячется ли кто за шторами, осмотрите запоры окон.

Сигма подчинился, даже не спросив, чем вызвано данное распоряжение. Осмотр занял некоторое время, и Триггс успокоился, собравшись с мыслями и избавившись от лихорадочного состояния.

Несмотря на ледяной взгляд Чедберна, восседавшего в своем кресле, он даже заглянул под стол и передвинул тяжелое пресс-папье из нейзильбера; прижимавшее пачку чистых листов.

– Камин перекрывается железной заслонкой во избежание сквозняков, – разъяснил мэр. – Там тоже нет выхода. Вы понимаете, к чему я клоню?

– Хм, да… то есть более или менее, – проворчал Триггс.

– Сюда никто не может проникнуть, если только этот кто-то не пройдет сквозь дверь из крепкого дуба, или окна, закрытые тяжелыми ставнями, или стены немалой толщины.

– Конечно!

– И, однако, – продолжал мэр, понизив голос, – я кое-кого жду, и этот кто-то, которому наплевать на подобные преграды, есть убийца Дува.

– Призрак! – с ужасом вскрикнул Триггс.

– Он самый, Триггс, – рявкнул Чедберн, – и я его схвачу! Гляньте себе под ноги!

Детектив увидел белые линии, разбегающиеся по паркету и исчезающие в темноте.

– Магическая пентаграмма!

– Она самая… Думаю, окажусь счастливее покойного бедняги Дува и поймаю в нее преступное привидение.

– Если оно не прикончит нас, – машинально возразил Триггс.

– Если оно не прикончит нас, – эхом отозвался Чедберн.

С тяжелым вздохом Триггс рухнул в другое кресло; некоторое время он думал, что его втянули в какой-то шарлатанский спектакль и вскоре бывшие коллеги будут до упаду смеяться над ним, но постепенно атмосфера начала действовать на него, и он принялся ждать привидение.

– Почему мы должны ожидать молча, Триггс, – тихо произнес Чедберн. – Жалко, у меня здесь нет ни портвейна, ни виски; можете курить свою трубку, если она с вами. И поболтаем, если вы не против.

В голове у Триггса не было никаких мыслей, он произнес несколько слов и умолк; тогда заговорил Чедберн.

Говорил он складно, но Триггса его повествование интересовало не больше, чем рассуждения о романском стиле; он остался равнодушен и сожалел, что больше никогда не услышит занимательных таинственных историй из уст своего друга.

– Дув рассказывал прелюбопытнейшие истории, – сказал Триггс, – и всегда попадал в самую точку. Но более всего я ценил в нем его чудесную руку… Какой почерк, какая каллиграфия, мистер Чедберн! Редко в одном веке живут два подобных художника. Но он был скромным человеком… Думаю, возьмись он за гравюру, он добился бы и славы, и богатства. Он утверждал, что не занимается гравюрой, но я однажды заметил у него на руке пятна от кислоты. «Э, святоша Дув, сказал я ему, – бьюсь об заклад, вы тайком занимаетесь чудесным искусством гравюры!»

Триггс не мог остановиться:

– А в другой раз я буквально оскорбил его. Я заявил: «Дув, будь в ваших чудесных руках тигриные, а не цыплячьи мышцы, годные разве на то, чтобы поднести ложку ко рту, я бы отправил вас к моему бывшему шефу Гэмфри Баккету».

Он удивленно глянул на меня и попросил объясниться.

«Я в свое время познакомился с одним проходимцем вернее, с его рукой, которая чуть не свернула мне шею, как цыпленку. И этот проходимец – самый умелый гравер на всем острове, он с бесподобной ловкостью имитирует филигранный рисунок банкнот, хотя Английский Банк не просит его об этом». Ах! Дув страшно оскорбился, и мне пришлось извиниться.

Свечи быстро догорали; одна из них, таявшая быстрее других, погасла.

– Мистер Триггс, – предложил мэр, – если мы не хотим остаться в темноте, следует экономить свет. Я не запасся другими свечами.

Они оставили гореть лишь два огарка, и Триггс решил, что нет особой разницы между полной темнотой, о которой с опасением говорил мэр, и оставшимся светом. Он еле различал приземистую громаду кресла Чедберна и густую шевелюру мэра, на которую падал отблеск света.

– Предположим, призрак явится и не сможет выйти за пределы магической пентаграммы, а дальше… Нельзя же схватить привидение, – сказал Триггс, к которому постепенно стал возвращаться здравый смысл. – Нас поднимут на смех.

– Если людям из Скотленд-Ярда придет в голову разыскивать виновных, они найдут, кого схватить, – усмехнулся мэр. – А я пока придерживаюсь своих планов.

Сквозь вой ветра Триггс расслышал далекий перезвон башенных курантов.

– Мистер Чедберн?

– Просто Чедберн, Триггс.

– Я не признаю такое обращение, – возразил Сигма. – Мне оно кажется грубым и невежливым, а потому, нравится вам или нет, я буду вас величать по-прежнему – сэр.

Вы сказали, что несчастный Дув переводил сонет Аретино. Я не знаю, что это значит. До сегодняшнего дня я такого имени не слыхал, но вы говорили о переводе. Меня удивило отсутствие текста, которым он должен был пользоваться…

– Неужели? – спросил мэр. – Разве его не было?

– Нет, не было, – твердо заявил детектив. – На каком языке писал этот ваш Аретино?

– Конечно, на итальянском!

– Значит, речь действительно идет о переводе, но текст оригинала отсутствовал. Это во-первых…

– Продолжайте, Триггс.

– Дув являлся прекрасным каллиграфом. Я видел перо, выпавшее из его руки… – С каких пор, мистер Чедберн, такой каллиграф, каким был покойный мистер Дув, пользуется для письма на веленевой бумаге не Вудстоком, а иным пером?

– Что? – вскричал мистер Чедберн. – Я вас не понимаю.

– Господин мэр, строчки были написаны пером Вудсток. Я разбираюсь в этом. А чернила! Медленно сохнущие чернила, которые становятся блестяще-черными, когда высыхают.