Лорел Гамильтон - Пляска смерти

– Ты единственная женщина, кроме Белль, при которой я чувствую себя неуклюжим.

Иксион уже подошел с платком, Ашер взял платок у него из рук и промокнул несколько пятен на простынях.

– Это комплимент или оскорбление? – спросила я, и мой голос уже звучал получше, не так хрипло. Интересно, сколько я провалялась без сознания? Спрашивать я не стала, потому что тогда Ашеру стало бы еще хуже, а я бы напугалась сильнее.

Он оставил попытки собрать воду, отдал платок, будто ожидал, что Иксион будет готов его принять. Так и оказалось, но небрежная отработанность жеста заставила меня снова задуматься, сколько же я была в отключке.

– Ни то, ни другое, просто чистая правда. С самого нашего знакомства я чувствую себя с тобой неуклюже.

– Обычное мое действие на дамских угодников.

Он на меня посмотрел, и я не поняла выражения его лица.

– А я – дамский угодник?

– Белль Морт очень постаралась, чтобы все вы как следует умели обращаться с женщинами.

– И с мужчинами. Не забывай, Анита, она обучила нас и мужчинам доставлять удовольствие.

Я кивнула, но остановилась – повязка кололась.

– Спасибо, я в курсе этих сведений.

– Но тебе они не слишком нравятся.

– Озадачивают, скорее.

Он разгладил простыню там, где промокал. Кажется, он искал, что бы такое сделать. Никогда не видела, чтобы ему было так неуютно.

Я сделала то, что хотела сделать, как только его увидела – накрыла его руку своей. Он тут же стал совершенно неподвижен, той страшной, неестественной неподвижностью, создающей впечатление, что касаешься чего-то неживого. Он попытался отклониться от моего прикосновения, но я не убирала руку. Если он думал, что вампирской жутью меня можно отпугнуть, то ошибся.

– Анита, – попытался он сказать голосом столь же мертвым, как тело, но не получилось.

– Я боюсь не потому, что ты меня чуть не убил. А потому, что при этом мне все равно хочется тебя трогать.

Он убрал руку из-под моей, сел, но теперь хотя бы уже глядел на меня.

– Я подчинил твой разум, полностью, окончательно. Сделал то, чего ты боялась.

– И разве тебе не хочется меня трогать?

– Хочется, – шепнул он.

– Тебе первому пришлось понять, что просто от укуса я могу получить контроль над вампиром. И не думаю, что это просто ты меня подчинил.

– Ты хочешь сказать, что получила контроль надо мной?

– Сама не очень понимаю, что хочу сказать. Я только знаю, что не хочу, чтобы ты уходил. Не хочу, чтобы никогда больше меня не трогал. Хочу, чтобы мы были вместе. А больше ничего не знаю.

– Вместе – каким образом, Анита?

– Нам только нужна страховка.

– Страховка? Что ты хочешь сказать?

– Ну, как в гимнастическом зале. Секс с тобой так хорош, что нужно, чтобы кто-нибудь подстраховывал.

– Так опасен, хочешь ты сказать, – ответил он, глядя на собственные руки, бессильно лежащие на коленях.

– Я бы хотела еще раз это проделать, Ашер.

Тут он поднял взгляд – не слишком счастливый.

– Ты всерьез?

– Да.

– Это же должно пугать тебя – и меня тоже.

– А меня это пугает. Но тебя ведь нет, на самом-то деле?

– Мне страшно за тебя, но…

– Ты всегда был хорошим мальчиком, правда? – спросила я.

– О чем ты?

У меня вдруг случился момент, когда так глубоко можно заглянуть в душу собеседника, что весь остальной мир будто плывет. Это не вампирская сила была, не некромантия, это был просто момент прозрения такого яркого и резкого, что я не могла отвернуться.

– Смотри мне в глаза, Ашер, и скажи: ты делал раньше такое, как со мной? Эта женщина не выжила?

Он отвернулся, пряча светлые глаза.

– Ашер! – позвала я.

Он посмотрел мне в глаза своим непроницаемым взглядом из-под путаницы волос.

– Я делал то, в чем ты меня обвиняешь.

– Это не обвинение, скорее констатация факта.

– И ты за это не считаешь меня монстром?

Я задумалась. Считаю ли я его монстром?

– Ты это сделал намеренно?

– Стал ли бы я заниматься любовью, планируя смерть партнера? – спросил он.

– Ага, так это то, что я думаю?

– Нет, кроме одного раза.

– Одного?

– Был один дворянин, от которого Белль хотела получить землю и деньги. У него определили рак. Он был сильным и гордым, и не хотел умирать в страданиях и немощи. Он попросил, чтобы я убил его, хотел умереть не от боли, а от наслаждения. И еще он чувствовал, что если его жизнь возьму я, это не будет самоубийство, и душа его спасется.

Он рассказывал безжизненным голосом, будто все это ничего для него не значило. Таким образом рассказывают люди о душевной травме или трагедии, с которой еще не свыклись.

– Ты его любил, – сказала я.

– Он был достойным человеком.

– Я не считаю тебя монстром.

– Я убил человека, чтобы доставить себе удовольствие. И после этого я не монстр?

– Если так ставить вопрос, то да, но ты сделал не это. Есть обратная связь в наслаждении, Ашер, наслаждении твоем, ее, моем. Я могла сказать «нет». В момент, когда я решила, что уже слишком, что надо остановиться.

– Я подчинил твой разум. У тебя не было свободной воли.

– Ты можешь подчинить меня, но я в таком состоянии остаюсь лишь сколько хочу, и не больше. Я не хотела останавливаться, Ашер. Неужто ты назовешь меня монстром, если я скажу, что такого оргазма у меня в жизни не было?

– Нет, не назову.

– Мы можем вступать в сношения иногда, но никаких укусов, когда мы будем одни.

– Ты не доверяешь мне, – сказал он.

– Я нам двоим не доверяю.

Он почти улыбнулся:

– Я чуть тебя не убил. Чуть не пролил всю эту драгоценную кровь. Диван не восстановить, ковер пришлось выбросить. Я чуть не убил тебя, Анита, и не для еды, а ради наслаждения.

– Ты был в восторге от притока силы, Ашер. Подвластный зверь – наконец-то.

Он оглянулся на охранников:

– Да, гиены.

– Жан-Клод говорит, что когда сила включается впервые, ее всегда трудно контролировать.

Ашер взял меня за руку:

– Я бы не променял твою любовь на тысячу сил. Прядь твоих волос не променял бы ни на какую территорию.

Его глаза блестели – блестели не силой, а слезами.

– Я тебе верю.

– Ваши новые законы провозглашают нас гражданами, но мы – монстры, Анита. Если бы я убил тебя этим своим приливом новой силы, я бы вскоре ушел за тобой.

– Ты хочешь сказать, что убил бы себя?

Он кивнул:

– Я бы не мог этого вынести.

– Я не хочу, чтобы ты умер.

– И я не хочу, чтобы ты. – Он опустился на колени, положил голову мне на руку. – Не кровь вызвала мою силу, Анита. Это была ты, ты, когда хотела меня больше, чем кого-либо другого. И я тогда это чувствовал – ты хотела меня, не Жан-Клода, не Ричарда, не Мику, не Натэниела – меня. Ты хотела меня, моих прикосновений, как никогда ничьих. Я видел твое сердце, и видел там только себя. – Он поднялся, чуть розовея следами слез на лице. – Ты действительно любишь меня, именно ты меня любишь, а не воспоминания Жан-Клода в тебе. Не из жалости – это любовь.