Лорел Гамильтон - Пляска смерти

Так и оказалось. Я ощутила, как растет между ногами тяжесть, медленно и верно, но быстрее обычного из-за всего, что уже было.

– Скоро, – шепнула я, – скоро…

Бедра у меня приподнимались и опадали навстречу его движениям, мы сталкивались снова и снова, танцуя друг для друга, и оргазм поймал меня, и танец для меня кончился. Остались только крики, и ногти ему в бока, и извивания на постели, но ритма уже не было.

Я пришла в себя, тяжело дыша, в глазах двоилось, а его тело оказалось в том же ритме. Он входил и выходил, будто мог так всю ночь… черт побери, может, и мог. Он снова меня завел, и на этот раз я обернулась вокруг него, притянула его к себе, грудью к груди, ртом ему чуть ниже плеч, а тело его продолжало двигаться поршнем. Я знала, чего он хочет, и дала ему это – укусила его, до крови, прижимая к себе, чтобы он не отдернулся и не поранил себя больше, чем мне хотелось бы. У меня рот наполнился кровью, Натэниел сбился с ритма. С удовольствием он мог бы бороться всю ночь, но от боли кончал быстрее.

Но сперва он заставил кончить меня, и я оторвалась от него ртом, чтобы не сильно искусать, отвернулась в сторону и закричала. Ногами обхватила его, сцепила ноги у него на заднице, притянула его к себе, не давая ему того ритма, что он хотел.

Он приподнялся на руках и коленях, я прилипла к нему спереди, и он подполз, волоча меня за собой, к изголовью, одной рукой поддержал меня под зад, другой схватился за спинку кровати, приподнял меня и прислонил к спинке. Голос его прозвучал придушенным шепотом:

– Хочу еще подвигаться.

И он вдвигался в меня и выходил, снова, снова и снова, а я цеплялась за него руками и ногами. Он снова довел меня до оргазма, и снова, и еще раз, и тогда попросил:

– Пожалуйста, пожалуйста…

Иногда он любил просить, пока я не соглашусь, но сегодня вряд ли кто из нас мог долго выдержать. Я шепнула в сладкий запах его шеи:

– Давай, давай, давай, в меня, кончай, прошу тебя!

Он перестал ловить ритм и вломился в меня изо всей силы, снова заставив кончить, я впилась ногтями в плечи ему и в спину, и наконец он вошел до упора, остался там на миг, на вечность, потом рухнул на колени, а я все еще цеплялась за него.

Мы были скользкие от пота, крови, еще много чего. Натэниел цеплялся руками за спинку кровати, сердце билось так, что это было видно.

– Ух ты, вот это было да! – сказал он, запыхавшись, и голос был почти что не его, еще не вернулся к нему.

Я попыталась согласиться, но не было голоса. Губы забыли, как выговаривать слова, и глаза тоже не хотели работать. Мир заволокла дымка, будто его в вату завернули.

– Анита, – позвал Мика. – Ты как?

Я сумела поднять большой палец – больше ничего. Не в первый раз Мика и Натэниел затрахивали меня до потери речи.

– Черт побери, – сказал Мика. – Я боялся, что втроем мы тебя затрахаем до потери сознания.

В голосе его была добродушная насмешка.

Только с третьего раза я смогла сказать:

– Для этого вас нужно больше.

Мика наклонился ко мне, поцеловал в щеку:

– Это можно устроить.

Я сумела прошептать:

– Не сегодня.

Он снова поцеловал меня в щеку:

– Не сегодня. – И обернулся к Натэниелу: – Тебе помощь нужна?

Натэниел без слов кивнул.

Мика и Жан-Клод помогли нам разъединиться, потом пошли в ванную отмываться. Мы с Натэниелом еще не могли пока сползти с кровати. Лежали бок о бок, касаясь друг друга, но не обнимаясь. Для этого нас еще мышцы недостаточно слушались.

– О Боже, Анита, я люблю тебя, – сказал он, все еще тяжело дыша.

– И я тебя люблю, Натэниел, – сказала я. И так оно и было.

Я думала, что Мика может возразить, чтобы Жан-Клод лез в постель голым, как остальные, но он промолчал. Если бы к моей голой спине прильнула другая девушка, тоже голая, я могла бы и возразить, но с Микой всегда проще, чем со мной. Ну, должен же быть кто-то, с кем проще?

Я уснула, как всегда, свернувшись вокруг Натэниела; теплый изгиб его зада уютно уткнулся мне в живот, одна рука сверху, чтобы можно было коснуться его волос, другая обнимает его за талию или, может, чуть ниже. Мика свернулся у меня за спиной, почти точно повторяя мою позу, только рука не обнимает меня, а протянута дальше, так что Натэниела он тоже может коснуться. Жан-Клод прижался к Мике, как бывало раньше, и руку на него закинул, касаясь меня. Его ладонь легла мне на бок, и я убрала руку с талии Натэниела, чтобы касаться руки Жан-Клода. Близился рассвет, и эта теплая рука недолго останется теплой или живой. Вампиры остывают куда быстрее умерших людей. Не знаю, почему, но это так.

Так что я наслаждалась теплым изгибом, пока еще можно было. Натэниел притиснулся ко мне ближе, будто хотел задом продавить меня до Мики, но я не возразила. Мне нравится, когда тесно. Кроме того, я знала, что ему не хватает моей руки у него на талии. Сейчас я играла пальцами с волосками на руке Жан-Клода, теребя их слегка, водя по коже. Это ощущение заставило меня даже слегка пожалеть, что не ко мне он сейчас прижат.

Я заснула в теплом гнезде из тел и шелковых простыней. Бывали ночи и похуже.

Проснулась я внезапно, в угольной темноте, и сердце колотилось в горле. Что меня разбудило – не знаю, но что-то нехорошее. Лежа между Микой и Натэниелом, я оглядела комнату в тусклом свете, льющемся из полуоткрытой двери ванной. Жан-Клод оставлял этот свет для нас, когда мы здесь ночевали. Комната казалась пустой, так чего же у меня сердце так колотится? Плохой сон приснился, наверное.

Лежа среди мужчин, я напрягала слух, но слышала только их теплое дыхание. Рука Жан-Клода лежала на теле Мики, но уже не была теплой. Рассвет пришел и ушел и снова забрал у меня Жан-Клода.

И тут я увидела тень. Тень, сидящую в ногах кровати. Если посмотреть прямо, то ее не было, но уголком глаза можно было ее заметить: чернота, начинавшая принимать форму, и наконец стали заметны темные очертания женщины, сидящей на кровати. Что за черт?

Я встряхнула руку Мики, пытаясь его разбудить, но это не помогло. Я стала расталкивать Натэниела – опять ничего. Даже дыхание их не изменилось. Что такое творится?

Я не могла их разбудить. Я сплю и вижу сон?

Я решила закричать. Если это сон, то неважно, а если нет, то придут Клодия и охранники. Но стоило мне набрать воздуху, в голове у меня прозвучал голос:

– Не кричи, некромантка.

Дыхание перехватило, как от удара под ложечку. Я только сумела прошептать:

– Кто ты?

– Хорошо. Это воплощение тебя не пугает. Я так и думала.

– Кто ты та…

И тут я унюхала этот запах: ночь. Ночь за дверьми, ночь где-то в теплом и тихом месте, где пахнет жасмином. И я поняла, кто это. Наименее грубое прозвище из всех, что дали ей вампиры, было «Марми Нуар». Это была Мать Всей Тьмы, первый в мире вампир и глава их совета, хотя сейчас она находилась в спячке – или в коме – уже больше тысячи лет. В последний раз я видела ее во сне, и она была огромна, как океан, черна, как межзвездное пространство. И боялась я ее до судорог.