Лорел Гамильтон - Пляска смерти

– Разве оно не всегда так? – улыбнулась я. Он снова был самим собой.

Я оглянулась на других вампиров. На Элинор, все еще сжимающую спинку своего кресла. Ощутила ее. Почувствовала, как вкус мороженого, которое можно собрать в шарик и лизнуть. В основном сливочное, но с шоколадной крошкой. Посмотрела на Лондона. Точно не сливочное, что-то более темное, маслянистое, полное хрустящих крошек. Нечестивец ощущался как глазурь, шоколадная глазурь, которую можно размазать по коже и слизывать дочиста. Я встряхнула головой, отгоняя эти образы, и посмотрела на Истину, все еще жмущегося к камину. Что-то свежее и чистое, клубника, может быть, клубничное мороженое, тающее на коже, и его можно слизнуть, и присосаться к прохладе вокруг сосков…

– Анита! – Голос Жан-Клода. – Анита, это нужно прекратить.

Он никогда не называл меня Анитой. Услышав свое имя, я повернулась к нему.

– А почему твоего вкуса я не чувствую?

– Потому что я твой мастер, а не игрушка для твоей силы.

Выражение его лица напугало меня, потому что он был напуган. Облизав сухие губы, я сказала:

– Наверное, это и есть ответ на наш вопрос. Не надо мне трогать чужих вампиров.

– Да, – сказал он. – Да. – Он стоял у края кровати. – А теперь отключи это.

Я не сразу поняла, о чем он. Некромантия, ее надо опять отключить.

Я закрыла глаза и стала втягивать ее в себя. Тянула сильно, еще сильнее, закрывая и сжимая этот метафизический кулак все туже и туже. Но было так, будто ладонь слишком маленькая, чтобы ее удержать. Сжать можно, но вытекает наружу, будто песок сжимаешь в горсти. Нет, неправда. Я не хотела это прекращать – так хорошо было просачиваться в вампиров, куда приятней, чем играть с зомби. И как только я поняла, что это я сама позволяю кулаку протекать, я смогла его закрыть. Это было почти больно, но я закрыла. Смогла. Но мелькнула мысль, не наступит ли когда-нибудь день, когда силы будет столько, что не смогу я ее полностью перекрыть? Об этом надо будет поговорить с моей наставницей в магии, Марианной. И чем раньше, тем лучше.

Открыв глаза, я спросила:

– Теперь как?

– Теперь хорошо, – ответил он, но не слишком довольным голосом.

– Это было страшно, – сказала Элинор. – Я ощутила твою силу, будто ты лижешь мне кожу, лижешь…

Она вздрогнула, и не от наслаждения.

– Прости, – ответила я.

– Ты могла меня подчинить, – сказал Лондон. – Загипнотизировать, как я человека. Могла, я это чувствовал.

– Ты должна исправить то, что сделала с моим братом, – заявил Нечестивец. – Или привязать меня так же, как привязала его.

Я кивнула:

– Давай потом об этом побеседуем, ладно? На сегодня я уже по горло сыта.

– Ты мне обещала, – напомнил Нечестивец.

Я вздохнула:

– Послушай, я не знала, что взять кровь у меня вместо Жан-Клода – это будет такая большая разница. Я старалась как лучше, Нечестивец. Истина умирал, когда я предложила ему кровь. Я спасла ему жизнь, если я правильно помню, так перестань на эту тему собачиться.

Я злилась, потому что чувствовала свою вину, а меня это почти всегда злит.

– Анита как-нибудь в другой день займется вашими проблемами, – сказал Реквием. – А сегодня день мой.

Что-то в его тоне заставило меня обернуться к нему. Он лежал, будто страдал от ран, но выражение его лица не говорило о боли. Скорее, о предвкушении.

– Что это ты задумал, Реквием? – спросила я.

– Просто вспомнил, что тебе еще предстоит питать ardeur перед всей этой честной компанией.

Я покачала головой:

– Что-то меня не вдохновляет эта мысль.

– Испытание в том, чтобы проверить, что будет, если ты начнешь питать ardeur на глазах у наших гостей. Мы уже знаем, что некромантию перед ними ты использовать не будешь, но этот вопрос все еще не был решен.

Я покачала головой:

– По-моему, был.

– Я здесь солидарен с Анитой, – сказал Лондон. – Никакого ardeur'а перед нашими гостями. Ничего такого на глазах других мастеров.

– Не нам решать, – возразила Элинор.

– Вы думаете, что я ошибаюсь? – спросил он.

Не ответил никто, так что пришлось мне.

– Нет, ты не ошибаешься. Мои силы слишком непредсказуемы, чтобы использовать их сейчас публично. Мне придется чертовски крепко закрываться щитами.

– Может быть, ты и можешь в такой степени управлять своей некромантией, – сказал Реквием, – но ardeur еще не укрощен и не взнуздан.

– Она только что освободила тебя, – сказал Нечестивец. – Как ты можешь хотеть, чтобы она снова тебя поработила?

– Я не хочу снова быть рабом, но я хочу, чтобы она на мне напиталась. И хочу так, как давно уже ничего не хотел.

Я обернулась к Жан-Клоду:

– Так он свободен или нет?

– Ты вернула меня обратно, и я теперь могу выбирать, Анита.

Я посмотрела на него:

– Не понимаю.

– Ты сказала, что не будешь питать от меня ardeur, если я не освобожусь и не верну себе возможность выбирать. Ты сказала, что это было бы изнасилованием, если у меня нет выбора.

– Не знала, что ты запомнил все, что я говорила.

– Запомнил.

– Я думаю, что сейчас питать на тебе ardeur было бы слишком опасно.

– Ты поклялась, что будешь питаться от меня, если я освобожусь. Я освободился.

– Я тебя освободила.

– Ты уверена? Ты уверена, что моя воля тебе не помогла чуть-чуть?

Хотела я сказать, что уверена, но…

– Не знаю.

– Тогда я выбираю, чтобы ты кормилась.

Я все качала головой.

– Пируй, Анита, пируй на моем теле, пей глубоко из моей воли, пока она не прольется на тебя подобно крови.

– Ты еще не можешь ясно мыслить.

Я встала и пошла прочь – он поймал меня за руку, одним из тех движений, за которыми не уследить.

– Я сделал не тот выбор, который сделала бы ты на моем месте. Я не сказал того, что ты хотела от меня услышать, но я свой выбор сделал.

– Отпусти, Реквием.

Он посмотрел на меня и улыбнулся.

– Не хочу. И я свободен, могу не подчиняться. Я дрался за свое возвращение, потому что ты сказала: только в этом случае, только тогда будешь питать от меня ardeur. Отвергнешь ли ты меня теперь, когда я вернулся из битвы победителем?

– А что если от одного сеанса ты снова попадешь в рабство? Если ardeur снова поглотит тебя?

– Если мне никогда не светит быть поглощенным любовью, что может быть тогда лучше, чем ardeur?

– Похоже на речи наркомана, унюхавшего запах зелья после долгого воздержания.

– Мое сердце умирало дважды. Один раз, когда кончилась моя смертная жизнь, и второй раз – когда у меня забрали Лигейю. И я столько времени ничего не чувствовал, Анита – ты снова вернула мне способность чувствовать.

Он сел и притянул меня к себе. Я уперлась ему в грудь, едва не угодив ладонью по ране от ножа.

– Это ardeur заставляет тебя снова чувствовать.

Он раненой рукой тронул мое лицо:

– Нет, это в тебе что-то такое есть, что пробудило во мне сердце.