Лорел Гамильтон - Мика

Он шевельнулся, приподнялся на локтях, и я увидела его спину.

– Боже мой! – ахнула я. – Мика, прости!

Он сморщился:

– Царапины обычно не болят так быстро после хорошего секса.

Я кивнула:

– Когда эндорфины уходят быстро, тогда и понимаешь, что пострадал.

Спина у него выглядела так, будто он стал жертвой нападения существа с гораздо большим количеством когтей, нежели у меня есть.

– А тебе больно? – спросил он.

– Саднит немного.

Он посмотрел на меня серьезными глазами, снова стал серьезнее. Тень прежних воспоминаний мелькнула в его глазах – тень прежних подруг.

– Как у тебя спина? – спросила я.

– Больно, – улыбнулся он.

– Ты об этом сожалеешь?

Он затряс головой:

– Вот уж нет! Это было охренительно.

– А теперь спроси меня, что я чувствую.

– Я тебя ранил?

– Уже саднит, значит, слегка ранил. – Я взяла его за лицо, не дав ему отвернуться. – А теперь спроси, сожалею ли я.

Он улыбнулся мне этой своей печальной, непростой улыбкой.

– Ты об этом сожалеешь?

– Вот уж нет! – ответила я. – Ты был охренителен.

Он улыбнулся – на этот раз по-настоящему. Я видела, как исчезают из его глаз призраки и остается только теплая радость.

– Я люблю тебя, – сказал он. – Я так тебя люблю!

– И я тебя.

Он глянул вниз, на покрывало, несколько, увы, потрепанное.

– Давай я его уберу.

Он встал, придерживаясь за край кровати, будто ноги не очень хорошо держали. Я его понимала – сама я бы шагу не ступила, хоть бы пожарная тревога надрывалась.

Там и тут виднелись пятна крови, почти очерчивая контуры его торса. Белое оказалось неудачным выбором цвета.

– Думаешь, горничная вызовет полицию? – спросила я.

Он неуверенной походкой двинулся к двери – наверное, в ванную.

– Не вызовет, если мы ей дадим хорошие чаевые.

Он ухватился за дверь, будто иначе упал бы.

– Осторожнее, – сказала я.

Он на секунду прислонился к двери, потом посмотрел на меня.

– Анита, ты исправила мою жизнь. Ты мне дала ощутить себя человеком, а не чудовищем.

– А ты любишь меня всю, Мика, даже самые жесткие, беспощадные стороны моего существа. И ты примирил меня с тем, что иногда я бываю монстром. Ты знаешь, чем я занимаюсь, что делаю, и все равно любишь меня.

– Ты не монстр, Анита, – улыбнулся он мне. – Но ты беспощадна. Однако мне это в девушках нравится.

Он двинулся в сторону ванной, слегка пошатываясь, но уже лучше. Я снова опустилась на кровать и ждала, пока колени и бедра смогут снова меня нести. Можно было устраиваться поудобнее – они явно не собирались торопиться.

Филадельфия – красивый город, по крайней мере та малость, что я видела. Пока что программа визита исчерпывалась аэропортом, номером отеля и дозой потрясающего секса, а это могло бы быть где угодно. Кладбище напомнило мне, что город находился в одной из первых тринадцати колоний: старым оно было, это кладбище. Оно дышало старостью – и старостью своих мертвецов. Дыхание это я ощутила всей кожей, как только мы вышли из машины Фокса. Когда-то такие старые кладбища были для меня мирными. Слишком старыми, чтобы там водились призраки; может быть, только пара-тройка мест, где пробирает дрожь, если пройти прямо по могиле, но в основном мертвецы здесь инертные – пепел к пеплу, прах к праху и так далее. Но сейчас мертвецы взывали ко мне даже через щиты.

Теоретически считается, что никто не в силах поднять мертвеца столь давнего без человеческой жертвы. У меня, наверное, рекорд по возрасту поднятого без человеческой жертвы мертвеца, но даже двухсот-с-чем-то-летние мертвецы мне уже не подвластны. Так почему же я последнее время ощущаю кожей шепот столь давних мертвецов?

Я поежилась, но не от холода начала ноября. На самом деле в кожаном жакете было даже слишком тепло.

Вдруг рядом со мной оказался Мика, помог мне снять жакет и шепнул:

– Ты как, нормально?

Я кивнула. Нормально и даже лучше. Стоять здесь, когда меня целует наполненная силой темнота, – это опьяняло. Как будто я кожей впивала магию прямо из воздуха. Что при некромантии не было возможным.

Мика спросил Фокса, можно ли положить жакет обратно в машину. Я не стала ждать ответа, я уже шла в темноту, рассеянно проводя пальцами по выщербленным верхушкам надгробий, между которыми шагала.

На старых кладбищах тесно. Земля там гладкая и утоптанная, но уже мало разницы между просто землей и могилой, так что получалось шаг по земле, шаг по могиле. Знаете старую поговорку: "Кто-то прошел по моей могиле?" Здесь получалось наоборот. Мне не было плохо, меня не трясло, я не боялась. С каждой новой могилой, по которой я проходила, мне становилось лучше, росла уверенность, шаг становился ровнее. Я брала энергию от каждого тела, мимо которого вела дорога, каким бы старым оно ни было. Я могла бы выпить силу всех мертвых подо мной и потом...

Что сделать?

Эта мысль заставила меня остановиться – в буквальном смысле. И чего я при этом не учла – это что Франклин идет за мной вплотную. Я даже не знала, что он здесь.

Он налетел на меня – или чуть не налетел. Ему пришлось схватить меня за руки, чтобы не врезаться в спину, и это напугало нас обоих. Он успел извиниться еще раньше, чем я обернулась к нему.

– Извините, я не знал, что вы... останавливаетесь.

Он явно был огорчен больше, чем следовало бы.

Я смотрела на него и думала, с чего бы он нервничал. А потом увидела его руки. Он водил ими по рукавам пальто, будто чего-то такого коснулся, что хочет теперь с них стереть. Он не хотел меня оскорбить, он вряд ли даже сам заметил, что делает. Я бы могла сделать то же самое, если бы случайно коснулась чьей-то чужой магии. Как будто идешь через метафизическую паутину; ее приходится смахивать.

Он ощущал – по крайней мере частично – ту силу, что я черпала из могил.

Может, я и спросила бы Франклина, зачем он скрывает свои парапсихические способности, но к нам подошли Мика и Фокс, а я не была уверена, что Франклин хотел бы проявления моей догадливости в столь большом обществе. Он сообщил ФБР о своих талантах? Я готова была ручаться, что нет. Это было бы для него плюсом лишь в два, может быть, три последних года. А до того такое считалось психическим расстройством. Людей с психическими расстройствами в федеральные агенты не берут.

И это объясняло, чем я ему так не понравилась. Если он скрывает, кто он такой, то ему не хочется оказаться в обществе человека, который мог бы похвалить его способности, в чем бы они ни состояли. Нет, если скрываешься, то тебе не нужна компания того, кто сам летает на той же метле.

– Проблемы? – спросил Фокс.

– Нет, никаких, – ответил Франклин чуть слишком торопливо.

Я просто покачала головой, все еще глядя на высокого агента.