Лорел Гамильтон - Мика

Мика жестом пропустил меня вперед. Я отлепилась от стенки лифта и вышла. Коридор выглядел именно так, как можно было ожидать по виду отеля: темные дорогие обои, гнутые светильники под канделябры через равные интервалы, так что и света хватало, и интимности. А на стенах висели настоящие картины, не копии. Не художники с мировым именем, но настоящая живопись. Никогда я не бывала в таком дорогом отеле.

Я оказалась впереди, Мика сразу за мной, а коридорный следом. Пройдя по темному толстому ковру половину коридора, я сообразила, что не знаю, какой номер ищу. Обернувшись к коридорному, я сказала:

– Поскольку мне неизвестно, куда я иду, следует ли мне возглавлять шествие?

Он улыбнулся, как будто услышал нечто остроумное и глубокомысленное, прибавил шагу, отнюдь не спеша, и занял место во главе, а мы пошли за ним. В чем было куда больше смысла, с моей точки зрения.

Мика шел рядом со мной, и кейс висел у него на плече. Взять меня за руку он не пытался, но держал руку так, чтобы я могла взять ее сама. Так мы и прошли несколько шагов – его рука ждет моей, а я иду со скрещенными руками.

И чего я злилась? Потому что он сделал мне сюрприз, заказав по-настоящему хороший номер в отеле – ах, какой гад! Он ничего плохого не сделал, только заставил меня сильнее нервничать на тему того, чего же он от меня ждет в этой поездке. Не его вина, а моя. И проблема моя, а не его. Он себя ведет как нормальный цивилизованный человек, а я – как мрачная неблагодарная свинья. А, черт!

Я отпустила руки. От злости и от того, как крепко я их сжимала, они даже занемели. Черт побери.

Не глядя, я взяла Мику за руку. Он обвил мои пальцы своими, и уже от одного такого легкого прикосновения мне стало легче. Все будет хорошо. Господи, да я с ним живу в одном доме! Он и так мой любовник. Ничего же не изменится.

Ком в груди так и остался, но тут уж я ничего не могла поделать.

В номере была гостиная. Настоящая гостиная, с диваном, мраморным кофейным столиком, мягким креслом и отдельной над ним лампой для чтения, и со столом перед венецианским окном, за которым поместились бы четверо. И стульев для этого тоже хватало.

Все дерево было настоящее и полированное до блеска. Обивка на мебели похожая, но не совсем, так что казалось, будто обстановку подбирали постепенно, а не купили все сразу. Вся ванная блестела мрамором и всем, чем только можно. Сама ванна была поменьше, чем у нас дома, не говоря уже о ванной Жан-Клода в клубе, в "Цирке проклятых", но во всем остальном – отличная была ванная. Такой хорошей ванной комнаты я еще ни в одном отеле не видела.

Когда я вышла из ванной, коридорного уже не было. Мика прятал бумажник в маленький кармашек, который в хороших костюмах как раз для бумажников и сделан – если бумажник достаточно длинный и тонкий, чтобы линию костюма не портить. Бумажник Мике подарила я – по предложению Жан-Клода.

– Ты с чьей кредитной карты за все это платил? – спросила я.

– Со своей, – ответил он.

Я покачала головой:

– И сколько же ты выбросил за этот номер?

Он пожат плечами и улыбнулся, потянувшись за чемоданом с одеждой.

– Невежливо спрашивать, сколько стоит подарок, Анита.

Я нахмурилась, глядя, как он идет мимо меня к застекленной створчатой двери в другом конце гостиной.

– Кажется, я не подумала, что это подарок.

Он толкнул створку двери и шагнул внутрь, сказав мне через плечо:

– Я надеялся, что номер тебе понравится.

Я пошла за ним, но в дверях остановилась. В спальне оказались два гардероба, медиа-центр, два прикроватных столика с лампами и большая двуспальная кровать. На ней грудой навалены подушки, и все белое и золотое, стильно и элегантно. Слишком это, на мой вкус, напоминало номер для новобрачных.

Мика открыл чемодан, отстегнул вешалки от колец и повернулся к большому шкафу.

– Тут просторней, чем в моей первой квартире, – сказала я, все еще прислонившись к створке двери, не войдя пока в комнату. Как будто мне надежнее так – держать ногу снаружи.

Мика распаковывал вещи, пока еще не сняв черных очков. Он повесил купленные нами костюмы, чтобы они не помялись. Потом повернулся ко мне, посмотрел, покачал головой.

– Видела бы ты сейчас свое лицо.

– И что? – спросила я, сама услышав, насколько это прозвучало сварливо.

– Я не буду тебя заставлять делать ничего, что ты не хотела бы, Анита.

Голос у него был не слишком довольный. Мика редко из-за чего-нибудь бывает расстроен, а из-за меня – вообще никогда. Это мне в нем и нравится.

– Извини, что меня это так напрягло.

– А ты не можешь предположить, из-за чего это тебя так сильно напрягает?

Он снял темные очки, и лицо его обрело законченность, потому что стали видны глаза. Поначалу эти кошачьи глаза меня слегка нервировали, но сейчас это просто были его глаза. Потрясающий оттенок между желтым и зеленым. Когда он одевался в зеленое, они казались почти совсем зелеными. А если в желтое... в общем, понятно.

Он улыбнулся – так, как улыбался только дома. Только мне или Натэниелу или даже только мне. Сейчас, во всяком случае, только мне.

– Ну, вот так ты смотришься гораздо лучше.

– И что? – спросила я снова, но на этот раз не могла скрыть улыбку ни на лице, ни в голосе. Трудно быть мрачной, когда смотришь в чьи-то глаза и думаешь, какие они красивые.

Он подошел ко мне, и просто от этого – от зрелища, как он идет ко мне через комнату, – у меня пульс зачастил и дыхание в груди перехватило. Мне хотелось броситься к нему, прижаться, сбросить одежду и то, что еще осталось от моих запретов. Но я этого не сделала, потому что боялась. Мне страшно было, насколько я его хочу, насколько много он для меня значит. Это меня пугало, и сильно пугало.

Мика остановился передо мной, не дотрагиваясь, просто смотрел на меня. Единственный мужчина в моей жизни, которому, чтобы посмотреть мне в глаза, не нужно смотреть вниз. На каблуках я оказалась даже чуточку выше.

– Боже мой, ну лицо у тебя! Надежда, желание и страх – вот что на нем написано.

Он приложил ладонь к моей щеке – теплую-теплую ладонь. Я прильнула к ней лицом.

– Какой ты теплый, – шепнула я.

– Я бы заказал в номер цветы, но поскольку тебе их каждую неделю присылает Жан-Клод, не увидел смысла.

Я отодвинулась от него, рассматривая его лицо. Оно было спокойным – как будто он свои чувства скрывает.

– Ты злишься из-за этих цветов?

Он покачал головой:

– Это было бы глупо. Я, когда приехал в этот город, знал, что в пищевой цепи свиданий я у тебя не на самом верху.

– А зачем тогда было вспоминать цветы?

Он медленно выдохнул.

– Я не думал, что это меня раздражает, но, наверное, так. Дюжина белых роз каждую неделю, и еще одна алая с тех пор, как вы с Жан-Клодом стали заниматься сексом. И теперь еще две алые розы в букете – одна за Ашера и одна за Ричарда. Так что цветы будто от них всех троих.