Ирина Верехтина - Исполнение желаний

– Ну, как сам? Где работаешь? Дежурным? В охране, значит? Ну, ты крутым стал, Игоряха…

– Да я… не в охране, я в приёмном покое дежурю, а охрана там у них есть, – засмущался Игорь.

– Ну, а дежурный – не охрана разве? Так сказать, стоишь на передних рубежах, – куражился Валерка.

– Да ты про себя расскажи. Переехал – и пропал с концами, я два года о тебе не слышал, даже телефона домашнего не знаю…

– А зачем тебе домашний? Меня по нему не дождёшься. Пиши сотовый. – И Валерка продиктовал номер, который Игорь вписал в контакты красного телефончика (который раньше был розовым, или ему это казалось?..) и добрых полчаса слушал о Валеркиных поездках, находках, подружках, планах на будущее – и улыбался счастливой улыбкой…

В школе Разумовского прозвали Знайкой («Приключения Незнайки» не читал только ленивый). Валерка на прозвище не обижался, потому что оно соответствовало действительности.

С Валеркой они учились в одном классе, а после и в одном вузе, правда, на разных факультетах. По мнению школьных учителей, Разумовский был математическим гением. Он неизменно побеждал на всех городских олимпиадах и в два счёта решал сложнейшие задачи по алгебре, геометрии и физике. И всегда был снисходителен к тихому «хорошисту» Игорю (к слову, Игорь был бы троечником, но школьные учителя, зная о его больном сердце, никогда не ставили ему троек. Впрочем, пятёрок тоже не ставили).

С ходу решив задачу, над которой Игорь корпел полчаса, Валерка великодушно дарил ему готовый ответ: «Не напрягайся, Игорёха. Береги мозги, вылетят – не поймаешь». Впрочем, Валерка поддразнивал его беззлобно, шутя. Они сидели за одной партой с шестого класса и пожалуй, были друзьями. Одноклассники прозвали их физиком и лириком.

Учителя единодушно прочили Разумовскому блистательное физико-математическое будущее и гадали, куда он поступит – в МИФИ, Бауманку или Плехановку. Станет выдающимся физиком, блестящим математиком или экономистом, и проявит свою индивидуальность.

Индивидуальность Валерка проявил самым неожиданным образом: поступил на истфак МГУ. «Физика – она и останется физикой, как ни крути. А жизнь – это история, и от физики – ой как далека!» – доходчиво объяснял свой выбор Валерка. Школа была потрясена, если не сказать – расколота, словно землетрясением. Учитель физики от Валеркиной выходки испытал настоящий шок, а математичка впала в гипнотический транс и тихо бормотала о чём-то, споря сама с собой и мало обращая внимания на то, чем занимались её ученики. Зато историк торжествовал. А старенькая учительница литературы сказала: «Я всегда говорила, что литература – это жизнь. А жизнь – роман с захватывающим сюжетом, и никогда не знаешь, что впереди».

Нимало не интересуясь произведённым им фурором, Валерка с упоением – как когда-то математикой – увлёкся историей… и археологией. Писал талантливые курсовые, с блеском защитил диплом и колесил по всему земному шару, изучая древности. Побывал на раскопках в Индии, в Греции, в Египте и в аравийских песках. И везде ему невероятно везло, везде он что-то находил – не найденное никем.

В пустыне Гоби Валеркина экспедиция раскопала целый город – улицы, дома, площади, торговые ряды… К ним толпой хлынули волонтёры – студенты, археологи и просто любопытствующие. Помощников оказалось столько, что Валеркина группа спешно переквалифицировалась в руководящее звено, то есть показывала – где копать, и народ вдохновенно копал. Правительство страны, на чьей территории был найден древний город, рассыпалось перед Валеркой в благодарностях, объявило своим почётным гражданином и одарило всеми полагающимися привилегиями.

Слава бежала за Разумовским по пятам, потом обогнала и триумфально шествовала впереди. Он и здесь проявил свою индивидуальность, учителя оказались правы. У Валерки был особый нюх на древности, как у собак на грибы-трюфели. Но собак долго обучали и натаскивали, а Разумовский находил свои «трюфели» сам. Он копал именно там, где надо, и каждый раз отыскивал нечто невероятное. В журналах по истории регулярно появлялись его статьи. В других журналах появлялись статьи о Валерии Разумовском. О нём писали и говорили, его превозносили, им восхищались. Присвоили учёную степень и собирались присвоить вторую.

Но услышав в трубке знакомый голос, Игорь радостно выдал: «Знайка-зазнайка! Узнаёшь?»

– Игоряха! – заорал на том конце профессор.

– Вспомнил всё-таки старого друга… Обломок истории! Ископаемое!

– Да я тебя и не забывал, телефон только не знал, я ж в разъездах вечно… А ты где, на работе? Ты не из дома звонишь? Сотовым наконец обзавёлся… Так я не понял, кто из нас ископаемое?

– Да я… – замялся Игорь. – я из сквера звоню, то есть, с бульвара. Гуляю я здесь. А работаю в больнице, дежурным. У меня выходной. То есть, два выходных. То есть, три. Я сутки через трое работаю, – радостно и бестолково рассказывал Игорь.

– Три выходных, мне такое и во сне не приснится! Это как отпуск через день. Ну, ты и везунчик! Баловень судьбы.

Игорю вспомнилось, как развлекался Валерка, когда они были студентами. Разумовский был неутомим…

– Ну, Игоряха, ну, везунчик! Баловень судьбы. Красиво живёшь, – молол языком Валерка. Игорь против «баловня судьбы» не возражал – сам виноват, проговорился, что в его группе на филфаке были одни девчонки. Семнадцать девчонок и Игорь. Впрочем, на первом курсе в группе было пятеро ребят. На втором их осталось трое, на третьем – один Игорь. И надо же ему было рассказать об этом Валерке!

– Счастливчик… Семнадцать девчонок, и все твои! Первый парень на деревне! Хорь в курятнике! Ворошиловский стрелок! Такой гарем собрал, такой цветник… А с виду-то тихоня. Поделился бы с другом! – изощрялся Валерка. Игорь мотал головой.

– Даже не мечтай! Гарем принадлежит султану, а ты вообще не из нашего эмирата.

– Ну так возьми меня к себе. На правах друга детства. А?

Игорь задумывался, хмуря брови и потирая переносицу. И изрекал наконец:

– Ну, если ты так просишь… могу устроить евнухом.

– Предатель! – Валерка потрясал кулаками в праведном гневе. – А ещё друг называется. Тиран! Завоеватель!

– Сам же хотел. Эх ты, историк, а истории не знаешь. Учил, но забыл… – улыбался «тиран».

Филфаковский «цветник» не проявлял девичьих чувств к пареньку с одутловатым лицом и вечной одышкой. И вечными таблетками в карманах. Впрочем, его не сторонились и приняли в свой круг. Как товарища. Не более. Другого Игорь и не ждал: кто же захочет связать судьбу с инвалидом?

И когда ушёл из института, никто ему не звонил, никто не вспоминал. Игорь не обижался, он привык к одиночеству и к тому, что никому кроме мамы не нужен и никто не обрадуется ему при встрече, только вид сделают.