Артуро Перес-Реверте - Клуб Дюма, или Тень Ришелье

Корсо прервал меня нетерпеливым жестом. Это показалось мне странным. Я уже успел узнать его повадку: обычно он хранил молчание, пока собеседник не исчерпает своих аргументов, не выдаст всю информацию до последней капли.

– Вы дважды употребили слово «дьявольский», – сказал он, сверяясь со своими записями. – И оба раза применительно к Ришелье… Не увлекался ли кардинал оккультными науками?

Слова его имели неожиданное последствие. Девушка с любопытством повернулась к Корсо. Теперь он смотрел на меня, а я – на девушку. Не подозревая о своем участии в забавном треугольнике, охотник за книгами ждал ответа.

– Ришелье много чем увлекался, – пояснил я. – Он не только успел превратить Францию в великую державу, но и находил время на другое: коллекционировал картины, ковры, фарфор и скульптуру. К тому же он был серьезным библиофилом. Любил переплетать свои книги в телячью кожу и красный сафьян.

– С серебряным гербом на красном фоне. – Корсо снова сделал нетерпеливый жест; это были второстепенные детали, а он не привык тратить время впустую. – Существует каталог Ришелье, очень известный.

– Каталог грешит неполнотой, ведь книги в коллекции Ришелье менялись: часть их теперь хранится в Национальной библиотеке Франции, или в библиотеке дворца Мазарини, или в Сорбонне, остальные попали в частные руки. У него были манускрипты на древнееврейском и сирийском, труды по математике, медицине, теологии, праву и истории… И вы угадали: ученых больше всего удивило, когда они обнаружили там немало древних текстов по оккультным наукам, от каббалы до черной магии.

Корсо сглотнул слюну и уставился мне прямо в глаза. Казалось, он напрягся, как тетива лука перед выстрелом.

– А вы не припомните конкретных названий?

Я отрицательно помотал головой, его упорство меня заинтриговало и озадачило. Девушка продолжала с интересом следить за нашим диалогом, но теперь внимание ее было приковано явно не ко мне.

– Я ведь занимался Ришелье лишь как героем приключенческого романа, – сказал я в свое оправдание, – поэтому копал не очень глубоко.

– А Дюма?.. Он тоже увлекался оккультизмом?

Тут я резко возразил:

– Нет. Дюма любил жизнь и все делал при ярком дневном свете, чем одни восхищались, а другие возмущались. Правда, он был слегка суеверным: верил в сглаз, носил амулет на цепочке от часов и хаживал к гадалке – мадам Дебароль. Но я никогда бы не поверил, что он занимался черной магией, запершись в чулане. Он даже не был масоном, хотя и признался в обратном в «Веке Людовика Пятнадцатого»… Он погряз в долгах, его осаждали кредиторы и издатели, так что времени на подобную ерунду у него не оставалось. Возможно, творя своих героев, он изучал и эту тему, но всегда поверхностно. Я пришел к такому выводу: описывая масонские обряды в «Джузеппе Бальзамо» и «Могиканах Парижа», он черпал сведения непосредственно из «Причудливой истории франкмасонства» Клавеля.

– А Ада Менкен?

Я с уважением посмотрел на Корсо. Такой вопрос мог задать только специалист.

– Это другое дело. Ада Айзеке Менкен, его последняя любовница, была американской актрисой. Во время Всемирной выставки тысяча восемьсот шестьдесят седьмого года Дюма присутствовал на представлении «Пираты саванны» и обратил внимание на красивую девушку, которая носилась по сцене верхом на коне. После представления девушка подошла к нему, обняла и заявила, что читала все его книги и готова хоть сейчас отправиться с ним в постель. Старому Дюма, чтобы увлечься женщиной, хватило бы и меньшего, так что порыв ее он принял. Она выдавала себя за жену миллионера, любовницу какого-то короля, генеральшу из какой-то республики… На самом деле она была португальской еврейкой, родилась в Америке, слыла любовницей странного субъекта – не то сутенера, не то боксера. Связь Менкен с Дюма обернулась громким скандалом, потому что наезднице нравилось фотографироваться в полуобнаженном виде… Она часто бывала в доме сто семь по улице Малерб – последнем прибежище Дюма в Париже… Она умерла от перитонита – после падения с лошади, в тридцать один год.

– Она занималась черной магией?

– По слухам, да. Ей нравились необычные ритуалы, нравилось надевать тунику, жечь ладан и приносить жертвы владыке преисподней… Иногда она говорила, что одержима Сатаной, и подробно все описывала – сегодня такие откровения мы назвали бы порнографией. Я уверен, что старый Дюма не верил ни одному ее слову, но подобные спектакли его, разумеется, очень развлекали. Думаю, когда в Менкен вселялся дьявол, в постели она была особенно пылкой.

Раздался дружный смех. Даже я слегка улыбнулся собственной шутке, серьезность сохраняли только Корсо и та девушка. Она задумчиво глядела на него светлыми глазами, а охотник за книгами кивал головой в такт моим словам, но вид у него теперь был рассеянный, отсутствующий. Он смотрел через окно в сторону бульваров, и казалось, в темноте, в бесшумном мелькании автомобильных фар, отражавшихся в его очках, он ищет какое-то забытое слово, ключ, способный превратить все истории, парившие вокруг, в один-единственный сюжет. Да, все эти истории – сухие мертвые листья в черных потоках времени.

И опять мне пора отойти в сторону, отказавшись от роли вездесущего и всезнающего рассказчика, которому ведомо почти все о приключениях Лукаса Корсо. Ведь повествование наше о трагических событиях, которым пока еще только предстоит случиться, будет выстроено в том порядке, в каком описал их много позже охотник за книгами. Так что теперь мы подступаем к моменту, когда Корсо возвращался домой и, войдя в подъезд, заметил, что привратник успел подмести холл и уже готовился запереть свою каморку.

– А к вам нынче приходили чинить телевизор, – сообщил тот, выходя из мусорного отсека.

Корсо прочитал достаточно книг и видел достаточно фильмов, чтобы знать, что сие означает. Поэтому, не сдержавшись, громко расхохотался – к полному изумлению привратника.

– Да у меня уж сколько времени как нет никакого телевизора…

И тут на него обрушился поток извинений, которые он пропустил мимо ушей. События становились восхитительно предсказуемыми. Но раз уж дело было связано с книгами, то он и хотел бы взглянуть на все глазами читателя – искушенного и взыскательного, а не превращаться в героя дешевых поделок, хотя некто навязывал ему именно такую роль. Нет, на это он никогда не согласится! В конце концов, по натуре Корсо был скептиком и имел низкое артериальное давление, а потому бисеринки пота практически никогда не покрывали его лоб и, соответственно, слово «рок» никогда не срывалось с его губ.

– Надеюсь, я не слишком провинился перед вами, сеньор Корсо.

– Ничего страшного… А тот человек был черноволосым, так?.. Усы и шрам на лице?