Ричард Лаймон - Запруда Динкера

Она продолжала смотреть на меня таким взглядом, словно у меня из носа постоянно свисала какая-то дрянь.

На дорогу у нас ушло больше времени, чем следовало. Довольно-таки часто они оставляли меня на тропе, чтобы я смог составить мулам компанию, и Люси уволакивала Джима в кусты. По большей части она делала это, чтобы меня помучить, и каждый второй раз возвращалась полурасстегнутая, чтобы дать мне взглянуть на те места, к которым мне не суждено было прикоснуться.

Ни одна из женщин, что встречались мне в жизни, не вела себя так жестоко и хладнокровно.

И все же я пытался оставаться с ней в хороших отношениях. Мне хотелось добраться хотя бы до ее наружных красот, если ничто больше мне не светило. И кто знает, вдруг мне повезет и побольше?

Что что бы я ни проделывал, она меня отвергала.

Она с презрением относилась даже к моим байкам. Джиму столь же нравилось их слушать, как мне — рассказывать. В первый же вечер, когда я рассказал свою коронную историю о скво с двухголовым младенцем, она просидела у костра вздыхая и закатывая глаза. А история была такая. Одна из голов любила сосать молоко из одной груди, а другая столь же страстно рвалась к другой. Беда была в том, что каждая голова хотела сосать из соседней груди, так что бедной скво приходилось во время кормежки держать младенца вверх ногами. Тогда маленький уродец сосал в свое удовольствие. И кончилось все тем, что он так привык находиться вверх ногами, что так и не научился ими пользоваться. он ходил на руках, болтая ногами в воздухе, и в один прекрасный день утонул, переходя вброд ручей, где глубина была чуть выше пояса.

Так вот, Джим едва не помер со смеха, когда я рассказывал эту байку, а Люси вела себя так, словно желала мне или помереть, или заткнуться.

Не успел я начать новую историю, как она мне сказала:

— Джордж Сойер, вы настолько же грубы, насколько долог день. Я предпочту, чтобы меня укусила змея, чем выслушаю еще одно ваше отвратительное вранье.

— Но почему, он же правду рассказал, — заступился за меня Джим.

Она посмотрела на него. Глазки у нее были симпатичные и поблескивали в свете костра, но тепла в них было ни капли.

— Если ты веришь, что все это правда, дорогой мой Джимми, то значит у тебя в голове вместо мозгов опилки.

Дорогой мой Джимми посмотрел на меня и нахмурился, пытаясь собраться с мыслями.

— Так ты все наврал?

— Еще ни одно слово лжи не срывалось с моих губ. Да я сам видел, как парнишка утонул. Обе головы у него были в ручье, а ноги дергались, как у висельника.

Джим повернулся к Люси, приподнял брови и сказал:

— Поняла?

— Все, что я поняла, — огрызнулась она, — так это то, что один из вас брехливый дурак, а второй — идиот. И я начала задумываться, зачем я вообще с вами связалась, Джеймс Биксби.

Весь дух из Джима вышел, словно воздух из проколотого воздушного шарика. Ужасное было зрелище. Он съежился возле меня и молчал, а Люси отошла от костра и закуталась в свои одеяла.

Я попытался его развеселить.

— Не хочешь послушать историю о том, как я провалился в зыбучие пески, и…

— Не могло этого быть, — пробормотал он и посмотрел на меня так, словно застукал с пятым тузом в руках. — Провались ты в зыбучие пески, Джордж, ты бы сейчас был покойником.

— Да, мог быть покойником, не окажись у меня под ногами такой кучи скелетов, что я приспособил их вместо лестницы, и…

По его глазам я понял, что он снова начинает мне верить, а сомнения его понемногу растворяются. Но тут его неожиданно позвала Люси.

— Слушай, уйди от этого безбожного враля. Немедленно. Я замерзаю. Шел бы лучше меня погрел.

Едва Джим это услышал, как тут же вскочил и умчался к ней.

Я остался один и стал прислушиваться к веселому потрескиванию костра, шороху ветра в деревьях и стонам и визгу Люси, очень похожим на звуки, которые издает свинья, когда в нее тыкают горячей кочергой.

Да и моя кочерга от таких звуков тоже раскалилась.

А Люси не была свиньей, хотя и кричала очень похоже.

Сидел я у костра и чувствовал себя так, словно стал тем двухголовым парнишкой. Одной моей голове казалось, что было бы весьма неплохо отодрать ее. А другая с тем же удовольствием пустила бы в нее пулю.

Но ни одна из моих голов так ни на что и не решилась.

После того первого вечера я больше не рассказывал никаких историй. Пару раз я предлагал что-нибудь рассказать, но Джим лишь печально покачивал головой, а Люси плевала в костер.

В конце концов мы добрались до нашего прииска неподалеку от Станислауса. К хижине мы подошли уже в темноте, и Люси тут же высказала все, что про нее думала. Я ненавязчиво посоветовал ей провести эту ночь под светом звезд, а она столь же ненавязчиво посоветовала мне заткнуть хлебало.

Потом добрую часть ночи она ворочалась и все жаловалась на то, как трудно дышать в этой маленькой комнатке, как нуждается женщина хоть в какой-нибудь уединенности, и наверняка это последняя ночь, которую она проводит под одной крышей с Джорджем Сойером, лжецом, чьи привычки и характер настолько отвратительны, что они ничуть не лучше чумы или могильных червей.

Люси не только скрежетала зубами и горько жаловалась, что ей приходится прозябать в такой «лачуге», но к тому же отказала Джиму в своей благосклонности. "Моя скромность этого не позволяет, — заявила она, — когда он сопит у нас за спиной".

Я принял ее слова о скромности за шутку, но ни я, ни Джим не стали счастливее от ее решения, потому что оно прихлопнуло все мечтания каждого из нас. Еще по дороге я стал неравнодушен к издаваемым ею звукам, и стал дожидаться того времени, когда мы окажемся в хижине втроем. Она была полностью права насчет тесного помещения. Если бы они с Джимом начали заниматься любовью, я наверняка бы услышал побольше, чем просто стоны и вскрики. Да и увидел бы, скорее всего, побольше. По моим прикидкам, Люси это весьма бы устроило. Чем больше ей удавалось бы меня мучить, тем лучше бы она себя чувствовала.

Но, возможно, она решила, что я слишком разгорячусь и пожелаю к ним присоединиться.

Может, она была и права.

В любом случае, она не стала рисковать и предоставила Джиму провести эту ночь в одиночестве.

Пытаясь заснуть, я начал мысленно перечислять все то, что она успела сделать со мной и Джимом.

Она украла у меня лучшего друга. Они лишила меня и Джима удовольствия, которое мы получали от моих историй. И, наконец, начала утаивать свои прелести, лишив Джима причины, из-за которой он притащил ее сюда, а меня — удовольствия понаблюдать, как ее будут трахать.

Я уже говорил, что никогда не встречал более жестокой и хладнокровной женщины.

Поднявшись поутру, Джим прихватил топор и отправился в лес валить деревья, намереваясь пристроить к хижине верандочку для своей леди. Я решил предоставить ему заниматься этим в одиночку. Сам я здесь для того, чтобы копать золото, а его леди может спать хоть в грязи, мне на нее начихать.