Гастон Леру - Призрак Оперы [litres]

Однако шутка немного затянулась, и Ришар нерешительно спросил:

– Но чего же все-таки хочет этот Призрак?

Господин Полиньи направился к своему письменному столу и вернулся с копией договорных условий.

Договорные условия начинаются такими словами: «Дирекции Оперы вменяется в обязанность проводить спектакли в Национальной академии музыки с должным блеском, приличествующим первой французской лирической сцене», и заканчиваются статьей 98, составленной следующим образом: «Это преимущественное право может быть отменено в случае: 1. Если директор не выполнит распоряжений, предписанных договорными условиями».

Далее следуют распоряжения.

Копия эта была написана черными чернилами и полностью соответствовала той, какая была у нас.

Однако мы заметили, что договорные условия, представленные нам господином Полиньи, содержали in fine [5] В конце (лат.). один абзац, написанный красными чернилами, причем странным неровным почерком, как будто слова были начертаны кончиками спичек, – почерком ребенка, который все еще выводит палочки, не научившись пока соединять их в буквы. В этом абзаце, неправомерно удлинявшем статью 98, говорилось буквально следующее:

«5. Если директор задержит больше чем на две недели ежемесячное вознаграждение, которое он обязан выплачивать Призраку Оперы; вплоть до нового распоряжения месячная плата устанавливается в размере 20 000 франков – 240 000 франков в год».

Господин де Полиньи неуверенно показал нам пальцем на этот последний пункт, для нас, разумеется, неожиданный.

– Это все? Ничего другого он не хочет? – с величайшим хладнокровием спросил Ришар.

– Ну как же! – возразил Полиньи. Еще раз перелистав договорные условия, он прочитал: – «Статья 63. Большая литерная ложа справа под номером один резервируется на всех спектаклях для главы государства. Ложа бенуара под номером двадцать по понедельникам и литерная ложа первого яруса под номером тридцать по средам и пятницам предоставляются в распоряжение министра. Ложа второго яруса под номером двадцать семь ежедневно резервируется для нужд префектов департамента Сена и полиции».

И опять в конце этой статьи господин Полиньи показал нам строчку, добавленную красными чернилами: «Ложа первого яруса под номером пять на все представления отдается в распоряжение Призрака Оперы».

После этого нам оставалось лишь встать и горячо пожать руки двух наших предшественников, поздравив их с изобретением очаровательной шутки, лишний раз доказывавшей, что старинная приверженность французов к веселью по-прежнему остается в силе. Ришар счел даже своим долгом добавить, что теперь он понимает, почему господин Дебьенн и господин Полиньи покидают дирекцию Национальной академии музыки. С таким требовательным призраком невозможно больше вести дела.

– Еще бы, – не моргнув, согласился господин Полиньи, – 240 000 франков на дороге не валяются. А представляете, во что может обойтись резервирование для Призрака ложи номер пять на все представления! И это не считая того, что нам пришлось вернуть деньги за абонирование, ужас! В самом деле, стоит ли работать, чтобы содержать какого-то призрака!.. Мы предпочитаем уйти!

– Да, – подхватил господин Дебьенн, – мы предпочитаем уйти! Пошли! – И он встал.

– Но в конце-то концов, – заметил Ришар, – мне кажется, вы прекрасно ладите с этим призраком. Если бы у меня завелся такой же обременительный призрак, я без колебаний велел бы его арестовать.

– Но где? Но как? – воскликнули те в один голос. – Мы никогда его не видели!

– А когда он приходит в свою ложу?

– Мы ни разу не видели его в ложе.

– В таком случае сдайте ее.

– Сдать ложу Призрака Оперы! Что ж, господа, попробуйте!

С этими словами мы все четверо вышли из директорского кабинета. Никогда в жизни ни я, ни Ришар так не смеялись».

Арман Моншармен написал столь объемистые мемуары, что мы вправе задаться вопросом, особенно в отношении довольно длительного периода его совместного с господином Ришаром руководства театром: оставалось ли у него хоть какое-то время заниматься делами Оперы, а не только рассказывать, что там происходит? Господин Моншармен не знал ни одной музыкальной ноты, зато был на «ты» с министром образования и изящных искусств, немного занимался бульварной журналистикой и владел довольно большим состоянием. Наконец, это был очаровательный человек, далеко не лишенный ума, раз, решившись финансировать Оперу, он сумел выбрать того, кто действительно смог бы принести пользу в качестве директора, и направился прямо к Фирмену Ришару.

Фирмен Ришар был известным музыкантом и галантным мужчиной. Вот портрет, который в момент его вступления в должность дает журнал «Ревю де театр»:

«Господину Фирмену Ришару где-то около пятидесяти лет. Высокого роста, с крепкой шеей, без лишней полноты, он обладает прекрасными манерами, густые волосы подстрижены бобриком, борода – под стать волосам, несколько печальное выражение лица с ярким румянцем смягчаются прямым, открытым взглядом и прелестной улыбкой.

Господин Фирмен Ришар – очень известный музыкант, искусный специалист в области гармонии, мастер полифонии. Величие – вот основная черта его сочинений. Он автор камерной музыки, получившей высокую оценку ее любителей, музыки для фортепьяно, исполненных оригинальности сонат и фуг, а также сборника романсов. Наконец, в «Смерти Геркулеса», которую можно услышать на концертах в консерватории, ощущается могучая эпическая сила, напоминающая Глюка, одного из самых почитаемых господином Фирменом Ришаром мастеров. Однако, обожая Глюка, ничуть не меньше он любит и Пиччини; господин Ришар ничего не упустит. Восторгаясь Пиччини, он преклоняется перед Мейербером, наслаждается Чимарозой, и никто лучше его не сможет оценить неподражаемый гений Вебера. Наконец, в отношении Вагнера господин Ришар готов утверждать, что он, Ришар, первый во Франции и, возможно, единственный, кто его понял».

На этом я заканчиваю цитату, из коей, как мне думается, явствует, что если господин Фирмен Ришар любит, можно сказать, едва ли не всю музыку и всех музыкантов, то и все музыканты обязаны почитать своим долгом любить господина Фирмена Ришара. В заключение этого наскоро набросанного портрета добавим, что господин Ришар был, как принято говорить, человеком властным, то есть обладал прескверным характером.

В первые дни, проведенные компаньонами в Опере, их окрыляло радостное сознание того, что они – хозяева столь обширного и прекрасного предприятия, и оба наверняка не вспоминали о весьма забавной и странной истории с призраком, пока не произошло событие, которое доказало им, что шутка – если то была шутка – продолжается.