Гастон Леру - Призрак Оперы [litres]

Однажды городской мальчик, который оказался поблизости со своей воспитательницей, заставил ту проделать большой путь, ибо никак не решался покинуть маленькую девочку, чей нежный и чистый голос буквально заворожил его. Так они добрались до бухточки, которая и сейчас зовется Трестрау. Тогда в том месте не было ничего, только небо да море и золотистый берег.

А кроме того, дул еще сильный ветер, который унес шарф Кристины в море. Вскрикнув, Кристина протянула руки, но тонкая ткань колыхалась уже далеко на волнах. И вдруг Кристина услышала чей-то голос: «Не беспокойтесь, мадемуазель, я достану ваш шарф!»

И она увидела мальчика, который бежал, бежал, несмотря на крики и возмущенные возгласы славной дамы в черном. Мальчик вошел в море одетый и принес шарф. И мальчик, и шарф оказались в плачевном состоянии! Дама в черном никак не могла успокоиться, а Кристина смеялась от всего сердца и поцеловала мальчика.

Это был виконт Рауль де Шаньи. В тот момент он жил со своей теткой в Ланьоне. В течение лета Кристина и Рауль виделись почти каждый день и вместе играли. По просьбе тетки и ходатайству профессора Валериуса папаша Дое согласился давать уроки игры на скрипке юному виконту. Так Рауль научился любить те же мелодии, которые околдовали детство Кристины. У обоих была мечтательная, покойная душа. Они любили разные истории, старые бретонские сказки, ничего другого им и не требовалось, и главная их игра заключалась в том, чтобы ходить от двери к двери, выпрашивая их, словно нищие. «Сударыня или милостивый государь, нет ли у вас какой-нибудь занятной истории, пожалуйста, расскажите нам ее!» Им редко не соглашались «подавать». Найдется ли такая бретонская старушка преклонных лет, которая бы хоть раз в жизни не видела, как при свете луны танцуют в вересковых зарослях злые духи?

Однако настоящий праздник наступал для них в сумерках, когда солнце исчезало в море и нисходил великий вечерний покой, вот тогда-то папаша Дое садился рядом с ними на обочине дороги и рассказывал им тихим голосом, словно опасаясь спугнуть призраков, которых вызывал, великолепные, сладостные или страшные легенды Северной страны. Это могло быть прекрасно, как сказки Андерсена, или печально, как баллады великого поэта Рунеберга. Стоило ему умолкнуть, и дети хором просили: «Еще!»

Была одна история, которая начиналась так:

«Король сидел в маленьком челне на одном из тех спокойных и глубоких водоемов, что открываются вдруг взору, словно сверкающее око посреди норвежских гор…»

Или вот еще другая:

«Маленькая Лотта думала обо всем и ни о чем. Летняя пташка, она парила в золотых солнечных лучах с весенним венком на своих светлых локонах. Душа у нее была ясной и такой же лучезарной, как ее взгляд. Она нежила и лелеяла свою мать, хранила верность кукле, очень заботилась о своем платье, красных туфельках и скрипке, но более всего любила слушать, засыпая, Ангела музыки».

Пока папаша Дое рассказывал все это, Рауль смотрел на золотистые волосы и голубые глаза Кристины. А Кристина думала, что на долю маленькой Лотты выпало несказанное счастье: слушать, засыпая, Ангела музыки.

У папаши Дое не было, пожалуй, ни одной истории, где не возникал бы Ангел музыки, и дети постоянно требовали у него объяснений по поводу этого Ангела. Папаша Дое утверждал, что ко всем великим музыкантам, ко всем большим артистам хотя бы раз в жизни приходит Ангел музыки. Иногда этот Ангел склоняется над их колыбелью, как это случилось с маленькой Лоттой, потому-то и встречаются чудо-дети, которые в шесть лет играют на скрипке лучше, чем многие в пятьдесят, что, признайтесь, совершенно поразительно. А иногда Ангел приходит гораздо позже, потому что дети бывают непослушны и не хотят учиться, небрежно относятся к своим гаммам. Но бывает, Ангел вообще не приходит, если сердце у человека нечистое и совесть неспокойна. Ангела никто никогда не видит, но его дано слышать избранным душам. И чаще всего такое случается в те минуты, когда они меньше всего этого ожидают, пребывают в печали и унынии. Тогда вдруг ухо улавливает небесную музыку, некий божественный голос, и это остается в памяти на всю жизнь. Люди, которых посетил Ангел, словно воспламеняются. Их охватывает трепет, неведомый остальным смертным. И у них появляется одна особенность: стоит им коснуться инструмента или открыть рот, чтобы петь, как возникают звуки, затмевающие своей красотой все иные человеческие звуки. Те, кто не знает, что этих людей посетил Ангел музыки, говорят: у них талант.

Маленькая Кристина спрашивала у папы, доводилось ли ему слышать Ангела. В ответ папаша Дое грустно качал головой, но потом взгляд его оживлялся, глаза начинали блестеть, и он говорил своей дочке: «Ты, моя девочка, обязательно его услышишь. Когда я буду на небе, я пошлю его к тебе, обещаю!»

К тому времени папаша Дое начал кашлять.

Пришла осень и разлучила Рауля с Кристиной.

Через три года они снова встретились – уже молодыми людьми. Произошло это опять в Перро, и Рауль сохранил о той встрече такое воспоминание, что оно преследовало его всю жизнь.

Профессор Валериус умер, но госпожа Валериус осталась во Франции, где ее удерживали интересы, а вместе с ней остались папаша Дое с дочерью. Они по-прежнему пели и играли на скрипке, увлекая своей мелодичной мечтой дорогую их сердцу покровительницу, которая жила теперь, казалось, только музыкой.

Молодой человек приехал на всякий случай в Перро и зашел в дом, где оставил когда-то свою маленькую подружку. Сначала он увидел старика Дое; тот встал со стула и со слезами на глазах обнял его, сказав, что они, конечно же, помнят его. Действительно, не проходило дня, чтобы Кристина не вспоминала Рауля. Старик все еще говорил, когда дверь отворилась и вошла очаровательная девушка, которая заботливо несла на подносе горячий чай. Она узнала Рауля и поставила свою ношу. Прелестное личико вспыхнуло легким румянцем. Девушка в нерешительности молчала. Папаша глядел на них обоих. Рауль подошел к девушке и поцеловал ее; она не сопротивлялась. Задав ему несколько вопросов, Кристина премило выполнила обязанности хозяйки, потом взяла поднос и покинула комнату. Затем поспешила в сад и села в одиночестве на скамью. Ее охватили чувства, впервые всколыхнувшиеся в юном сердце. Вскоре к ней присоединился Рауль, и они в смущении проговорили до вечера.

Оба сильно изменились и с трудом узнавали друг друга, поражаясь тому, какое огромное значение приобрел каждый в глазах другого. Они вели себя осторожно, как дипломаты, беседовали о вещах, не имевших никакого отношения к их нарождающимся чувствам. Когда же они прощались на обочине дороги, Рауль, запечатлев вежливый поцелуй на ее дрожащей руке, сказал Кристине: «Мадемуазель, я никогда вас не забуду!» – и ушел, сожалея о своих опрометчивых словах, ибо прекрасно сознавал, что Кристина Дое не может стать женой виконта де Шаньи.