Дэн Поблоки - Тебе не спрятаться [litres]

Азуми притянула его к себе, подальше от растительности, и обняла. К ее изумлению, он перестал дрожать и почти расслабился в ее объятиях. Прямо как несмышленый ребенок. Остальные сидели неподвижно. Азуми зажмурилась и мысленно читала норито – японские молитвы, которым учила ее бабушка, – в надежде, что священные тексты помогут ей.

Шаги замерли в нескольких футах от них. Нечто повернулось туда-сюда, принюхиваясь. Вонь стала тяжелой, всепоглощающей, такой запах шел от навозных куч в городе, в штате Вашингтон. Внезапно оно резко наклонилось к ним, испустив душераздирающий вопль. Костлявые пальцы ухватились за прядь волос Морико и с силой дернули ее назад. Дэш вскочил и направил луч фонарика в лицо трупа. Растерявшись от света, существо посмотрело на него и низко зарычало. Азуми вскрикнула, увидев его одежды из подгнивших листьев, порванный кожаный мешок на голове, ссохшиеся конечности, свисающую с шеи петлю. Поппи завизжала, а Маркус вцепился в нее.

– Отпусти мою сестру! – крикнула Азуми, рванувшись вперед. Но существо ударило ее наотмашь, и Азуми, отлетев назад, зацепилась ногой за корень и упала.

Морико попыталась вывернуться и повернуться лицом к врагу, но тот держал ее слишком крепко. Поппи, Маркус и Дэш бросились к ним. Общими усилиями им удалось отбить Морико и отбросить труп на несколько футов назад. Морико неуверенно шагнула к Азуми. Азуми потянулась к ней, но тварь схватила Морико за ногу и дернула к себе.

– Отстань от нее, мерзкая дрянь! – взвизгнула Азуми, хотя понимала, что тварь слишком сильна. Даже впятером против одного у них не было шансов. Сначала труп одолеет Морико, а потом расправится со всеми остальными, одним за другим.

Наверху что-то пронзительно заскрипело, точно древняя гигантская птица. Все подняли головы – как раз вовремя, чтобы увидеть, как лучи света отразились от поверхности блестящего предмета, рухнувшего вниз с неба. Секундой позже раздался треск, и огромный кусок стекла, который до этого болтался на крыше, пригвоздил труп к земле.

Все громко выдохнули. Азуми быстро поползла вперед по земле, не обращая внимания, что обдирает колени в кровь. Она обвила руками сестру, и слезы хлынули из ее глаз.

– Ты в порядке? – всхлипнула Азуми.

– Бывало и похуже, – ответила Морико, покачав головой туда-сюда, как будто вправляя шею. – А как вы? Кто-нибудь пострадал?

Остальные трое молча смотрели на груду гниющего мяса, которая осталась от трупа после падения стеклянной сосульки.

– Это было очень… очень… очень близко, – прошептал Маркус.

– Я не могу на это смотреть, – сказала Поппи и отвернулась. Дэш следом за ней отошел на несколько ярдов вверх по тропинке.

– Постой-ка, Азуми, – сказал Маркус. – Это твоя сестра?

– Да! – крикнула она и тут же закрыла рот рукой, оглянувшись назад в страхе, как бы не привлечь еще один ходячий труп. – Я все время говорила вам, что она здесь, ждет, когда мы вернемся, – тихо продолжила она и снова повернулась к Морико: – Ты не представляешь, через что мы прошли. – Она посмотрела на тело, распростертое на тропинке среди блестящих осколков стекла. – Хотя, наверное, представляешь, – поправилась она. – Мне кажется, что я схожу с ума. По-моему, мы все сходим, – грудь Азуми тяжело вздымалась, она пыталась выровнять дыхание. – Пожалуйста, Морико, ты можешь вывести нас отсюда?

Морико взяла руки Азуми и положила их к себе на колено:

– Я сказала, что помогу вам. И я это сделаю. – Она оглянулась на остальных и вскинула бровь. – И если твои друзья научатся вести себя очень-очень тихо, может быть, мне даже удастся вывести вас без потерь.

Поппи и Дэш робко кивнули. Маркус только неотрывно смотрел на нее в каком-то благоговейном изумлении.

– Где твой брат? – спросила Морико у Дэша. – Вы не нашли его?

– Он… он не… – Дэш смешался, не в силах закончить фразу, потом сжал кулаки и уставился в землю.

Морико вздохнула и кивнула.

– Не волнуйся, Дэш, – мягко сказала она. – Подожди. Надежда всегда есть. – Она обернулась к остальным: – Идите за мной. Только осторожно, может упасть еще один кусок стекла.

Они пошли вперед, и тут же поднялся теплый ветер, зашелестев листьями и принеся с собой новую порцию отвратительного запаха откуда-то из глубин леса. Поппи и Маркус переглянулись, подумав про коридор, который привел их в круглый зал и классную комнату.

– Если вонь можно считать индикатором, то, думаю, мы на верном пути, – сказал он.

Но Поппи отвернулась с таким видом, будто не желала больше с ним знаться. Маркус повесил голову и стал смотреть под ноги, чтобы не споткнуться.

Они шли и шли, то и дело останавливаясь и прячась, как только до них доносился шорох лесной подстилки.

Поппи не могла выбросить Сайруса из головы. Он пытался помочь освободить Эсме. И она надеялась, что освободила его, когда по совету Конни отдала ему дневник – за секунду до падения у него был такой умиротворенный вид.

Она надеялась, что ей удалось что-то исправить. Даже на миг было приятно подумать о том, что единственная, пусть и призрачная , семья, которую она знала, была не шайкой чудовищ.

Поппи не сводила глаз с Морико и Азуми, которые шли немного впереди. Маркус потащился вперед, нагоняя сестер, а Дэш поотстал, хромая рядом с Поппи.

– Поверить не могу, что Дилан пытался убить меня, – Дэш потянул носом воздух. – Хотя нет, наверное, могу. Наверное, я это заслужил.

– Разумеется, ты не заслужил этого, – шепотом отозвалась Поппи. – Не глупи.

– Думаешь, мне по-прежнему стоит выслеживать его и пытаться вразумить? – спросил Дэш. – Морико сказала, что надежда есть всегда.

– Мы найдем способ, – кивнув, ответила Поппи. – Дилан – это еще одна загадка этого дома. Решение найдется. Я в этом уверена.

Маркус шел в нескольких шагах от Азуми и Морико, глядя, как они держатся за руки. Он подумал о своей сестре, которая осталась в Огайо. Он надеялся, что скоро увидит ее. Ему хотелось распахнуть входную дверь их маленького домика и обнять братьев, хотелось извиниться перед матерью – он сам точно не знал за что. За отъезд. За то, что напоминал ей о дяде Шейне. За то, что не сказал ей о музыке, которая по-прежнему звучала у него в голове даже после того, как он заверил ее, что перестал слышать несуществующие звуки. Но особенно за то, что был худшим в этой группе – среди пяти ребят, которых призвали в это гадкое место.

Он подумал о своей виолончели, которая была его душой, его голосом, лежавшей в прихожей, где все оставили свои вещи. «Я должен был вернуться за ней, – твердил он себе. – Я должен был попытаться сыграть музыку дяди Шейна и защитить нас всех. Может быть, тогда Эсме не удалось бы одурачить нас. Одурачить меня».