Тим Ваггонер - Врезано в плоть [litres]

– Видимо, придется нанести визит местным блюстителям порядка, – проговорил Дин.

Они уже беседовали с шерифом, когда начали расследование неизвестных смертей. Можно запросто объявить, что они вернулись для работы по каким-то неуточненным наводкам, которые удалось раскопать.

– Пошли.

Дин повернулся к двери, но тут подал голос Сэм:

– Может, по пути…

Дин вздохнул:

– Да заедем мы за кофе, не беспокойся.

– Как думаешь, что она делает? Спит или просто лежит и таращится в потолок?

Дин не хотел об этом разговаривать. Сам он помалкивал и надеялся, что брат поступит так же. Они вернулись к себе в комнату: Сэм по-турецки сидел на постели, а Дин сидел у стены, вытянув ноги. На комоде между их кроватями горела лампа. Братья ничего по этому поводу не говорили, но оба не хотели оставаться в темноте – не с Триш (или чем она стала) в доме. Дин еще и дверь запер. Он понятия не имел, остановит ли это Триш, если та захочет войти, но лучше хоть такая защита, чем вообще никакой.

– Как думаешь, что она такое? – не успокаивался Сэм. – Зомби?

– Зомби делают при помощи вуду, – ответил Дин так, будто это была самая очевидная вещь в мире. – Ты видел у ее отца ту маленькую статуэтку. Она египетская.

– Так она как мумия, только без бинтов?

– Да не знаю я! – огрызнулся Дин.

Сэм сжался, словно от удара, и Дину сразу же стало стыдно. Сэм просто испугался, вот и все. Дин, если честно, тоже. Когда он заговорил, голос был только чуть громче шепота:

– Чем бы она ни была, она больше не Триш.

Этот день был одним из самых странных в жизни Дина, а это, учитывая работу отца, что-то да значило. Триш не сказала ни слова, а ее лицо не выражало эмоций. На нем вообще не было никакого выражения. Дин сперва думал, что она не моргает, но через некоторое время понял, что все-таки моргает, просто гораздо реже, чем обычный человек. Он где-то читал, что люди в среднем моргают раз в пять секунд. Триш моргала раз в минуту. Она редко двигалась, только если отец просил ее что-нибудь сделать. А когда все же двигалась, то точными экономными движениями, словно машина, которую запрограммировали на максимальную эффективность. Когда она ничего не делала, то казалась восковой фигурой, слепленной по образу Триш. А еще она никогда не садилась. Она всегда стояла, и, если попадалась по пути, ее приходилось обходить. Она не просто не отступала в сторонку, в ее глазах вообще не читалось осознания постороннего присутствия.

Уолтер Хэнсен будто и не замечал, что с дочерью что-то не так. Дин слышал раньше про отрицание, но впервые увидел, как это работает. Обычно Уолтер проводил большую часть дня в мастерской, готовя документы для клиентов, но сегодня остался наверху, поддерживая одностороннюю беседу с Триш. Он говорил о том, что они делали, когда мать Триш была жива, как они отмечали праздники, как ездили в путешествия… Он говорил о планах на будущее. Как они скоро навестят места, в которых не довелось побывать, о ремонте в доме, о переменах, которые случатся в их жизни. Может, они заведут собаку или кота. Триш ведь всегда хотела собаку, правда?

Триш стояла тут же, неподвижная и безмолвная. Дин понятия не имел, слышит ли она слова отца, а если слышит, понимает ли.

Какую бы команду отец ни отдавал ей, она подчинялась. После завтрака Уолтер отправил ее переделать еще кое-какую работу по дому. Она подмела, вытерла пыль, постирала, и все это время Уолтер ходил за ней с разговорами. Днем он усадил всех смотреть телевизор. Ну, почти всех. Триш осталась стоять. Уолтер поставил старый ситком и громко смеялся, вторя закадровому смеху, как будто фильм – Дин уже видел его и не считал таким уж забавным – был самым смешным из тех, что ему доводилось видеть. В его смехе слышались истерические нотки, что Дин находил таким же жутким, как и неподвижное холодное присутствие Триш. Он больше не мог этого выносить. Несмотря на то, что рядом с домом лежал приличный запас сушняка, он сказал Уолтеру, что они с Сэмом соберут ещё, и тот отозвался: «Хорошо, хорошо. Хорошая идея». Он даже не оторвал взгляд от телевизора, и братья, не теряя времени, поскорее убрались из дома.

Они даже не стали притворяться, что собирают сушняк, а вместо этого бродили по лесу вокруг дома Хэнсена. Не разговаривали, просто ходили. Каждый наедине со своей виной, пожирающей изнутри. Они пропустили ужин – выстрадать еще один прием пищи, приготовленной не то зомби, не то кем там еще стала Триш, нет, увольте – и вернулись в итоге около девяти. Они отправились прямиком спать, но Уолтер успел посоветовать им хорошенько отдохнуть.

– Завтра пойдем на озеро рыбачить, – объяснил он. – А потом съездим в город поесть мороженого и посмотреть кино. Звучит неплохо?

«Кошмарно», – подумал Дин, а вслух сказал:

– Здорово.

Потом они с Сэмом побежали в свою комнату и заперли дверь.

Прошло два часа. Все это время мальчики молчали, прислушиваясь к непрерывному одностороннему разговору Уолтера и его не-мертвой дочери. Наконец, тот решил отправиться спать, но перед этим проводил Триш в ее комнату и – Дин допускал такую возможность – укутал ее одеялом. Дин гадал, поцеловал ли он ее на ночь. В лоб или, может быть, в щеку. Если так, какая у нее кожа на ощупь: нормальная или холодная и восковая? От одной мысли об этом Дина передернуло.

– Что делать будем? – тихо спросил Сэм.

Этого вопроса Дин боялся весь день. Он был старшим, и, пока отец отсутствует, совершенно естественно, что Сэм обратился к нему за указаниями в подобной ситуации. Его обязанностью было присматривать за младшим братом, как не единожды давал ему понять отец. Вчера он почти нарушил обещание, сглупив достаточно, чтобы отвести брата к дому Герольда. Он думал, что такой умный, что самый настоящий охотник лишь потому, что нахватался кое-чего от отца. Триш заплатила за его хвастовство собственной жизнью, но с таким же успехом получить призрачную пулю в сердце мог и Сэмми.

Как-то в мотельном номере отец сказал Дину:

– Сынок, я не могу дать тебе много советов относительно жизни. Реальной жизни, в смысле. Не той, которую ведут охотники. Но я знаю одно: не думай нижним мозгом.

Было это несколько лет назад, и Дин тогда не особенно понял, что пытается донести до него отец. Но теперь он понял. Господи, теперь-то он понял. Все случилось по его вине, потому что он решил вести себя как взрослый, чтобы впечатлить девушку. Отличную девушку, которая умерла и вернулась к гротескному подобию жизни усилиями убитого горем и съехавшего с катушек отца.

Дин не знал, верит ли он в существование души. Он знал, что привидения настоящие, а если бы и не знал, то после встречи со Стрелком убедился бы наверняка. Но он не думал, что привидения – сознания людей, продолжающие существовать после их смерти, да еще обладающие остатками энергии. Энергии, перенимающей облик и поведение человека, который создал ее, но этим человеком не являющейся. Если так, то Триш – ее разум, ее дух, ее сущность – не вернули обратно. Вернули только тело. Она была пустой оболочкой, чуть разумнее марионетки под руководством Уолтера. Если существуют души, то, возможно, душа Триш вернулась вместе с телом, но заперта внутри, не способная на большее, чем пассивное наблюдение, узник в собственном теле. «Наверное, это и есть, – подумал Дин, – настоящий Ад». И все по его вине.