Александр Матюхин - Кладбище ведьм

Наташа тряхнула головой.

— Куда направила? Я не понимаю.

— Чтобы ты закрыла глаза и нашла двери. Чтобы принесла карты.

Женщина подошла. Под сапожками скрипел снег. Тяжело присела на корточки, взяла одну карту, потом другую. Стряхнула с них снег и убрала в карман. Потянулась за третьей картой.

— Это хорошее умение. Полезное. Тебя, наверное, зовут Наташа.

— Как вы догадались? Вы знали бабушку?

— Мы же соседи, глупышка, — произнесла женщина с той мягкостью в голосе, с которой маленьким детям объясняют, почему нельзя совать пальцы в огонь.

Наташа ощутила, как по обнаженным ногам скользит цепкий морозный ветер. Поежилась.

— Как вы меня сюда перенесли?

— Я же говорю — тебя направили. Очень толковое дело, между прочим. Зоя была лучшей. Она оставила несколько дверей, чтобы кто-нибудь мог докопаться до истины. — Женщина повертела в руке карту с изображением червового валета. Провела большим пальцем по изображению, превращая мелкие снежинки во влагу. — Наташа, будь осторожна.

— Почему? Кто вы?

Женщина вздохнула:

— Думаю, бабушка не хотела, чтобы ты провалилась в черноту и никогда из неё выбиралась. Я не смогу помочь. Никто здесь не сможет, даже если бы и хотели. Тебе нужно пройти через все двери самой. Поэтому, как я сказала — будь осторожна. Никому не доверяй. Опасайся дурных советов. Договорились?

Наташа осторожно кивнула. Она не знала, что происходит, но на всякий случай со всем согласилась. Зубы звонко клацнули друг о дружку. На улице, должно быть, не меньше десяти градусов мороза.

— Я бы на твоем месте возвращалась скорее в дом, а то замерзнешь, — сказала женщина.

— Как? Как мне вернуться?

— Ну ты же не маленькая. Ножками.

Наташа поднялась и заковыляла к калитке. Отворила ее, вошла в бабушкин двор. Уже на крыльце обернулась и никого не увидела. Соседский огород оказался пуст, а дом стоял, укутанный в снег, будто сто лет в нём никто не жил.

Оксана собрала карты, перетянула лохматой резинкой.

Надя убрала руки под стол, на колени, чтобы никто не видел тремора пальцев. Холод отступил, и сразу же стало невероятно жарко. Захотелось выскочить на крыльцо, подышать морозным воздухом. Надышаться.

— Не упустите перелом судьбы, — сказала она. — Это важно.

Надя допила лимонад, взяла кусок пирога и быстро его съела. Потянулась к вину, налила себе и удивленному мужу.

— И тебе погадать? — положила на блюдце ещё один кусок пирога. — Я могу, видишь? Я теперь и не так смогу.

Оксана, смущаясь, достала тысячную купюру, положила на стол.

— Это что?

— За гадание. Зоя никогда не говорила, сколько ей надо платить, поэтому мы оставляли столько, сколько считаем нужным. В любом случае, спасибо! И колоду тоже оставьте себе. Подарок, за первый блин, так сказать.

Крыгин за столом неопределенно хмыкнул:

— А если хотите, моя дорогая, можно сразу же и второй блин запустить. Мне погадать не хотите? На красивую любовницу, повышение по службе и, если позволите, новенький автомобиль, а?

Надины руки непроизвольно потянулись к колоде. Она поймала взгляд Грибова — бывший ничего не понимал в происходящем — и подмигнула ему.

Странно и необъяснимо, но Наде вдруг захотелось погадать ещё. Да и вино было отличным на вкус. Благо, в погребе лежало штук шесть таких бутылок.

Надя не спала.

Сквозь прозрачные шторы в ночную комнату лился мягкий лунный свет. Его хватало, чтобы разглядеть нехитрое убранство комнатки — зеркало на стене, старый шкаф на кривых ножках, пару стульев, аккуратный маленький столик. Точно так же эта комната выглядела десять и даже двадцать лет назад. Прошлое имеет свойство возвращаться в самых неожиданных моментах. Мама оставила Надину комнату без изменений, видимо, не оставляя мысли, что дочь когда-нибудь вернется. Тут даже пахло, как раньше, как в детстве.

Не давала спать тишина, давно забытая и исчезнувшая в городских джунглях. В тишине оказалось вдруг, что хочется ко всему прислушиваться, ловить возникающие звуки. И это отвлекало.

Вот где-то далеко проехал автомобиль. Звук вырос, заполнил комнату и почти сразу же растворился.

Залаяли собаки, для которых поселки и деревни — лучший способ побыть нормальным животным, а не домашним любимцем, которого выводят погулять в какой-нибудь розовой кофточке, в наморднике и на коротком поводке.

Послышались далекие-далекие, едва слышные песни. Впрочем, они быстро стихли.

И еще звуки дома. Любой дом живет собственной жизнью: в нём скрипят старые половицы, дрожат стёкла, по чердаку гуляет ветер, а между комнатами ползёт сквозняк. Все это тоже непривычно. В сравнении с крохотной обжитой квартиркой, дом кажется огромным, живым, дышащим…

Лежа в темноте, Надя перебирала воспоминания о сегодняшнем вечере. Кончики пальцев до сих пор чувствовали трепет каждой карты. Но это было не самое главное. В душе до сих пор не остыли вызванные гаданием эмоции.

Словно кто-то наполнил Надю до краев восторженностью, радостью, счастьем. Такое бывало и раньше, называлось незатейливо: «творческая эйфория».

Когда Надя обработала свою первую фотографию в «фотошопе» — это был эйфория.

Потом она вязала, делала игрушки на заказ, мастерила открытки, рисовала на воздушных шариках, сочиняла поздравления на свадьбы — занималась миллионом мелких дел, годных для самовыражения, не более. Получала порцию счастья. А когда счастье улетучивалось, приходила депрессия.

За депрессией — холодная бутылка из холодильника. Желание ничего не делать. Таблетки. Истерика. Развод.

Когда это Надя вдруг решила, что алкоголь — лучшее лекарство от депрессии? Может быть, когда сообразила, что вязаные ею шарфы никому не нужны, волшебный интернет не продаст ни одного, а значит, можно завязывать (какая, скажите, игра слов!). Вроде бы раньше пили только по вечерам, вместе с Грибовым, за ужином. Пропускали по бокалу красного полусухого, или по рюмочке коньяка для оптимизма. Потом она начала пить сама, в пустой квартире, одну рюмку, две, попробовала, как в кино, положить на дно кубики льда. Понравилось. Ложилась на диван и засыпала, улыбаясь, потому что тоскливых мыслей — этих негодных червей, грызущих сознание — больше не существовало.

Сама не заметила, как угодила в ловушку. Думала, что едет по прямой к какой-то эфемерной цели, а на самом деле скакала по кругу: новое дело — неудача — депрессия — алкоголь — новое дело — неудача… Хороший коньяк в этом кольцевом движении выполнял функцию творческой эйфории, заставлял забыть неудачи и выдумывать что-то новое. Когда же случался ступор, когда эйфория не наступала — приходилось пить.

Сейчас она лежала в старой кровати, купленной лет двадцать назад, прислушивалась к тишине, и очень четко понимала, что творческая эйфория не проходит. После гадания эмоции оставались такими же острыми и ясными. Это как испытывать оргазм продолжительное время. Оргазм, которые не надоедает… которого, правда, давно уже не было.