Александр Матюхин - Кладбище ведьм

Но то были дела Шишково. В посёлке Крыгин мог укрыть любое происшествие. Проблема же заключалась в том, что если труп Маши найдут городские полицейские, то в первую очередь они заявятся с вопросами именно к Наде.

Мотив преступления был? Ещё бы — дочь в коме валяется.

Возможности убить были? Были, наверняка. В проклятие никто не поверит, но если на Надю надавить — а полицейские, без сомнения, это умеют — то через пару дней в СИЗО она начнёт нести отборнейшую чепуху про дар, ведьмовство, помощь больным и наведение порчи на тех, кто заслужил. Посадить, может, и не посадят, но в психушку отправят точно. Да ещё и возникнут вопросы к нему, к Крыгину. А это срывало все планы.

Следовательно, нужно было срочно совершить, если позволите, финт ушами. Как говорят в полиции — нет тела, нет дела. Девочка должна исчезнуть.

Крыгин ухмыльнулся. Сутулый, сидящий на пассажирском сиденье, ухмыльнулся тоже.

Сердце гнало кровь по венам с бешеной скоростью, без устали выстукивая в голове барабанную дробь. Дышалось тяжело. Хотелось остановиться и закурить.

Много лет назад Зою Эльдаровну почти не пришлось уговаривать. Она и сама была рада остаться в поселке. Годы были голодные и недобрые. Тут люди убивали друг друга за кусок хлеба, а Крыгин предложил девушке не просто жить и зарабатывать, а хорошо жить и хорошо, блин, зарабатывать. Кто же знал, что его доброта обернется таким образом?

Он остановился у подъезда пятиэтажного дома. Сверился с выпиской, которую прихватил с собой. Адрес, телефон, фотография. Маша жила с матерью и отчимом. Станут ли они серьезной проблемой? Хотя Крыгин не любил убивать без надобности, сейчас он понимал, что по-другому просто не может.

Взял топор, который все это время лежал на пассажирском сиденье, спрятал его под плащом, придерживая левой рукой, и вышел из автомобиля.

Сутулый выбрался тоже и почти сразу закурил.

Накинувшийся колючий мороз сбил жар с щёк, защипал в глазах.

— Дай сигаретку, — попросил Крыгин, разглядывая большие окна пятиэтажки.

Где-то в груди зародилось внезапное тусклое предчувствие. Будто Крыгин что-то забыл, будто упустил важную вещь, которая потом ему аукнется.

— Как думаешь, быстро управимся? — спросил он, глотая горький дым.

— Дел на пять минут, — заверил сутулый. — Главное что? Главное, сразу рубить, наотмашь, чтобы шею одним махом — фьюить. Ну ты ж знаешь.

— Вечером Грибову расскажешь.

День обещал быть долгим и трудным.

Под ногами скрипел снег, когда Крыгин шел к подъезду. Сердце продолжало колотиться с невероятной силой. На какое-то мгновение показалось, что за ним кто-то наблюдает. Крыгин осмотрелся, но улица была пуста. Мотнув головой, словно отгоняя муху, он выбросил окурок и вдавил кнопку домофона.

Гадальные карты легли в ладонь. Теплые и податливые. Червовый валет подмигивал: «Давай, красавица, не останавливайся!»

Какой ненасытный. А ведь она ещё не начала.

В отражении зеркала на Надю смотрела хмурая, осунувшаяся женщина; морщинки в уголках губ, резко очерченные скулы, синяки под глазами. Короткие, опаленные волосы подчеркивали подступившую усталость.

Усмехнулась. Надо бы взять утром бритву, отскоблить все то уродство, что осталось на голове, обнажить бледную кожу. Новое, неожиданное, почему бы и нет?

«И вот тогда никто не отличит от ведьмы!» — подсказал валет и снова подмигнул.

Сбросим-ка мы тебя, дружочек. Сверху валета выпал пиковый туз. Рядом легли крестовая дама и крестовая же девятка.

Тишина в доме успокаивала. Злость на Оксану прошла.

Уютно было, чего уж. Не поспоришь. На какое-то время можно забыть о невзгодах, что свалились вдруг на голову. Дом защитит. Посёлок — это крепость, из которой лучше не выглядывать.

Надя пытливо всматривалась в открытые карты, стараясь не обращать внимания на червового валета. Отвлекал, зараза, лихо прорисованным обаянием. Лез в голову глупыми молодецкими советами.

«Давай останемся одни! — шептал он. — Я и ты, в комнате на всю ночь! Люблю, знаешь ли, ведьм!»

Она тоже когда-то любила валетов, а вот, видишь, вышла замуж за непонятно кого. Теперь уже поздно даже думать о будущем. Разве что вернуть Грибова. Какой-никакой, а родной. Половина страны так живёт — непонятно с кем — чем она хуже?

Карты ни о чем не говорили ей. Пустые картинки, циферки, бумажки. Ни малейшей информации. Она провела пальцем по шершавой поверхности валета в надежде, что вернутся привычные ощущения, наступит эйфория, и какие-то образы прольются в сознание — образы, подсказывающие будущее. Как это случалось несколько часов назад.

Может, она умеет гадать только другим людям, а себе — нет? Глупости. Смешала колоду и рассыпала карты по столу веером. Открыла первые две слева — двойки пик и крестей — впилась в них подушечками пальцев, крепко придавила к поверхности стола.

А если взять другую колоду? Бабушка их купила столько, что на всю жизнь хватит.

— Давайте же, ну! Что меня ждет? Подскажите!

Надин голос эхом разнесся по этажу и утонул в темноте. Вроде бы откуда-то снизу раздалось едва слышное: «Рассказать?», но звук вышел такой, словно это было ещё одно отражение её собственного голоса.

— Расскажите! — почти умоляла.

Червовый валет подмигнул: Расскажу !

Надя вскинула голову, прислушалась. Послышалось или нет? Внизу кто-то ходил. Скрипели половицы, передвигалась мебель. И этот странный, будто знакомый звук.

Шлёп!

Она едва не вскрикнула от испуга. Ощущение уюта и безопасности маминого дома слетели, будто сорванная простыня. Тени в спальной комнате сгустились, свет задрожал — лампа над головой то становилась темнее, то ярче, пульсировала, подобная стуку сердца.

Шлёп!

Надя увидела длинную черную тень, растянувшуюся по полу коридора откуда-то сбоку. Человеческую тень.

Шлёп!

Распахнулось окно, в комнату ворвался ветер. Карты разлетелись, закружились, и к Надиным ногам упал червовый валет. Ухмыляющаяся нарисованная рожа! Надя вскочила, ощущая, как бьётся сердце в груди от страха.

— Грибов! Черт возьми! Вернулся? Нельзя же так пугать! — выскочила в коридор, подсознательно понимая, что там не Грибов.

Не мог он приехать из города так быстро. Да и не нужно ему было.

Она увидела уродливое лицо — клочки бороды, расплющенный нос и глаза, похожие на разварившиеся и лопнувшие яйца. Кожа сползала лохмотьями с этого лица и свисала с острого подбородка, с щек и скул, словно старая изношенная марля. Кровь сочилась из ран, ручейками стекая под изуродованные ноги. Красная, с желтыми вкраплениями гноя.

Надя попыталась вздохнуть и поняла, что у неё не получается. На секунду перед глазами потемнело, но затем острый холодный воздух проник в лёгкие, наполнив тело небывалой лёгкостью.