Гильермо Дель Торо - Незримые [litres]

Обадайя лихорадочно искал подходящее время и место. Точно сокол перед нападением на ничего не подозревающего голубя или зазевавшегося кулика.

Внедорожник метнулся вправо, протаранив левое заднее колесо небольшого спорткара, который перелетел через две сплошные, пробил заграждение и врезался в дерево. Следом настал черед грузового фургона – от удара тот завертелся и в лобовую столкнулся с пикапом, после чего оба автомобиля смял многотонный грузовик «мэйфлауэр».

Не сбавляя скорости, внедорожник описал широкую дугу через три полосы и, столкнувшись с бетонным разделительным барьером, превратился в покореженную груду металла. Средство передвижения погибло мгновенно, и Обадайя залпом фейерверка вылетел из бренной оболочки. Истинное блаженство!

Проезжающие мимо автомобили ударили по тормозам. Постепенно на месте аварии воцарилась мертвая тишина. Обадайя был на седьмом небе от счастья, его переполняло волнение, как музыканта на финальных аккордах великой симфонии. Только вместо аплодисментов он упивался хлопаньем дверей, испуганными голосами очевидцев, шокированных кровавой баней.

Обадайя не мешкая завладел телом молоденькой девушки, лет двадцати, в ужасе застывшей рядом со своим спортивным джипом. Он усадил добрую самаритянку за руль, заставил завести двигатель; он по опыту знал: если загодя не унести ноги, потом угодишь в жуткую пробку.

Удивленный приятель самаритянки едва успел запрыгнуть на пассажирское сиденье. Обадайя собирался повторить маневр, устроить очередную грандиозную аварию, но его отвлекали, а после окончательно вывели из себя настойчивые вопросы и тошнотворная забота парня.

Куда ты так гонишь? Все в порядке? Почему ты так смотришь?

Юноша потянулся к подруге, и Обадайя ударил его по лицу, сломал очки и рассек левую бровь. Пока парень, схватившись за лоб, вопил от боли, понукаемая Обадайей самаритянка отстегнула его ремень безопасности, распахнула пассажирскую дверцу и резко вильнула сначала вправо, потом влево.

Надоедливый приятель вывалился наружу и кубарем покатился по асфальту. Наконец неподвижное тело распростерлось между двух полос, а в следующий миг исчезло под колесами фургона службы доставки «Амазон прайм».

Восхитительное зрелище. На секунду Обадайей овладело искушение сыграть ту же шутку с доброй самаритянкой. Он уже представлял изувеченный труп, раздавленный тяжеловозом.

Однако внутреннее чутье заставило его насторожиться. Так звери ощущают малейшие колебания атмосферного давления, предвестника перемены погоды.

Обадайя уловил присутствие врага.

И враг приближался.

Чуждый каким-либо эмоциям, кроме голода и охотничьего азарта, Обадайя не испытывал страха. Зато предвидел крупные неприятности. Безумный аттракцион смерти под управлением Полого близился к завершению.

Испокон веков Пустот было четверо. Они существовали и по сей день, но на свободе оставался один Обадайя.

Он прибавил скорость, и джип помчался на запад, в Нью-Йорк.

Навстречу Хьюго Блэквуду.

В больнице Одесса застала агента Соломона в мягком кресле перед грязным окном. Но даже мутное стекло не могло скрыть красоту ярко-синего неба. Интересно, каким его видит тяжелобольной старик… и видит ли вообще?

– Уже пора? – спросил Соломон, не оборачиваясь. Он явно ждал медсестру. – А, здравствуйте, агент Хардвик.

– Добрый день. – Одесса остановилась у изножья кровати. Телевизор в углу работал в беззвучном режиме. – Как ваше самочувствие?

– Уже лучше. – Старик снова повернулся к окну. – Все стекло в копоти, ничего не разобрать. Помню, в шестидесятые выслеживал мойщика окон. В Манхэттене. Таких небоскребов еще не было, но высоток хоть отбавляй. Решил подняться на платформе. Тогда промышленные альпинисты не пристегивались этими… как их?..

– Карабинами? – подсказала Одесса.

– Точно. Сейчас без них на верхотуру не лезут. В общем, привязал я себя морским узлом к ограждению и стал подниматься. Добрался этажа до двенадцатого. Там меня и стошнило. Спустился. Представьте, как я, с жетоном наперевес, гонялся по всему зданию, проверял все офисы и квартиры снизу доверху. Мойщик промышлял грабежами, через окна высматривал потенциальных жертв. Итальянец, как сейчас помню. Любопытно, что с ним стало.

Агент Соломон вел себя иначе, чем в первую встречу. От внимания Одессы не укрылись многочисленные трубки и электроды. Похоже, пациента напичкали обезболивающим или успокоительным.

– Вам нехорошо?

Старик снова устремил на нее взор:

– Просто песок в часах стремительно убывает. – Ногтями, похожими на потемневшие наконечники стрел, агент Соломон почесал в затылке. – Зачем пожаловали?

– Вы наверняка видели: произошло еще одно массовое убийство. Уже на Лонг-Айленде.

– Местный чиновник.

Одесса кивнула.

– Очередной законопослушный гражданин лишился рассудка, убил трех невинных людей и погиб на месте.

Соломон поджал сухие губы:

– И вы заметили сходство с вашим делом?

– А вы разве нет?

Соломон улыбнулся, прищурив один глаз, чтобы получше рассмотреть гостью:

– Такое всегда случается трижды. Как, собственно, и все плохое на этом свете.

– Всегда? – нахмурилась Одесса. – Сколько же раз вы наблюдали подобное?

– Вы ведь ездили туда, правда?

Одесса не понимала, одобряет старик ее поступок или просто развлекается.

– Ездила, – подтвердила она. – В прошлый мой визит вы интересовались, не нашли ли на месте преступления чугунок или котел. С чего вдруг такой вопрос?

– Банальное любопытство.

– Чугунок – деталь очень редкая и примечательная.

– Знаю. Тогда вы записали меня в пациенты психушки, а потом наведались к массовому убийце с Лонг-Айленда…

– Я его нашла. Только не в гараже, а в старом дровяном сарае. Железный котел, как вы и говорили. Невероятно!

Соломон улыбнулся:

– Вы умираете от любопытства, поэтому и льстите старику.

– Но как вы догадались?

Две медсестры постучали в открытую дверь и, не дожидаясь ответа, вошли в палату:

– Мистер Соломон, время.

У Одессы упало сердце. Она посторонилась, пропуская женщин.

– У вас гости, мистер Соломон?

– Мой бухгалтер. Управляет моим несметным богатством.

– Очень мило. – Медсестра постарше приветливо улыбнулась Одессе.

Девушка нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, пока медсестры пересаживали Соломона из кресла на каталку.

– Не посоветуете, в какие акции вложиться? – спросила молоденькая медсестричка. – Что всегда будет пользоваться спросом и никогда не устареет?

– Человеческая глупость, – объявил Эрл Соломон, поудобнее устраиваясь на подушках.