Алексей Атеев - Псы Вавилона

— Органам все известно, — веско заметил Шахов. — От народа правду не скроешь. — Он зачем-то ткнул пальцем в лежащую перед ним газету. — А ведь при вступлении в комсомол ты утаила правду. Не так ли?

Девушка вскочила и метнулась к окну, как пойманная птица. Тонкий застиранный ситец ее платья в лучах бьющего в кабинет солнца стал прозрачен, открыв взгляду точеные ножки до самых бедер, и Шахов внезапно почувствовал острейшее желание. Он был готов немедленно повалить ее на стол, ткнуть лицом в папку с ее же личным делом и задрать ей подол... Ладони у него вспотели, голова пошла крутом, а мужское достоинство и вовсе разбушевалось. Только максимальным напряжением воли, как, собственно, и подобало истинному чекисту, он сдержал себя. Тем более в кабинет в любую минуту мог войти кто-нибудь из подчиненных или, допустим, секретарша. Хорош же он будет со спущенными штанами!

— Сядь! — рявкнул он и перевел дыхание. Девушка расценила его вздох по-своему, видимо решив, что судьба ее предрешена. Она покорно села и уставилась взглядом в пол.

«Никуда она от меня не денется, но не здесь... не здесь... А где?» Мысли метались в голове у Шахова, словно псы, справляющие собачью свадьбу. «Интересно, спит ли она с этим Джоником? Спросить напрямую? Нет, неудобно, не по-интеллигентски. Успеется. Нужно ее максимально деморализовать».

— Итак, ты представляешь, что с тобой будет, если все откроется? Из комсомола выгонят, из вуза, соответственно, тоже. Что будет с твоими родителями, братьями?.. Трудно даже представить последствия!

— Чего уж тут представлять, — тоскливо произнесла Аня, и Шахов внутренне усмехнулся: цель достигнута, с девушкой можно делать все, что угодно.

— Чего уж тут представлять, — повторила она, — далеко ходить не нужно, спецпоселок рядом...

— Именно, голубушка! Но есть другой вариант. Ты становишься нашим сотрудником. Секретным сотрудником, между прочим, а это значит, что мы тебе доверяем. Под псевдонимом, допустим... Чио-Чио-Сан! Неплохо, как считаешь? Ты на японку чем-то похожа. Поскольку ты с этим американцем дружишь, будешь нам докладывать: что он говорит, куда ходит... Ну и так далее. Ты согласна?

Девушка тупо молчала.

— Согласна?!

Она подняла взгляд, глаза у нее были, как у загнанной в угол зверушки, но слез, которые ожидал увидеть Шахов, не наблюдалось.

— Согласна.

— Вот и хорошо. Дальше поступим следующим образом. За сегодняшний и завтрашний день ты должна вспомнить все подробности ваших бесед со Смитом и связно изложить их на бумаге. Труда тебе это не составит, поскольку ты девушка грамотная. А послезавтра, в двенадцать часов, позвонишь мне вот по этому телефону, — Шахов протянул Ане клочок бумаги с номером, — и мы договоримся о встрече. Все ясно? И не вздумай сообщить Смиту о нашем разговоре!

А как же поживает сам мистер Смит, вокруг которого начинают сгущаться тучи? Он по-прежнему упорно и целенаправленно строит социализм в одной отдельно взятой стране.

Американца, как мы уже отмечали выше, отличало одно весьма важное свойство натуры — упрямство. В отличие от ослиного, у Джона оно носило созидательный характер. Вначале упрямство было необходимо, чтобы освоиться в непривычных условиях работы и быта, в дальнейшем — чтобы не стать таким, как все, то есть не превратиться в крохотный винтик, механически выполняющий работу, Смит очень быстро понял, что при всех преимуществах социализма у него имеется огромный и, видимо, главный недостаток — конкретная личность полностью растворена в массе. Будь ты хоть семи пядей во лбу, как говорили русские, все равно твоя инициатива и умение быстро соображать могли найти применение только в коллективе. Но и тут ты если и становился лидером, то лишь негласным. Официальный лидер мог быть непроходимо тупым, но зато поставленным властью, а посему пользовался непререкаемым авторитетом. Уравниловка в отношении людских способностей приводила к уравниловке в уровне жизни. В Америке к талантам относились намного бережней, поскольку талант — это деньги. Здесь же деньгам не придавали особого значения, а людям и того меньше. Упадешь ты, на твое место встанет другой.

Смит считал, что причину подобного мышления следует искать не в дне сегодняшнем. Огромные территории, отсутствие дорог и отсталая система управления страной за века превратили Россию в государство, где не было места инициативе. В деревне всем правила община, другими словами — мир. В городе — чиновник, в стране — государь. Все было рыхло и аморфно. Приказал царь-батюшка — сделаем, не приказал — не сделаем. Каждый ждал команды сверху.

Русские и сами прекрасно осознавали Причину своих бед. Однажды Смит прочитал рассказ писателя Лескова «Левша» о некоем умельце, подковавшем блоху, но суть рассказа была не в прославлении способностей Левши, а в обличении косности и нерасторопности чиновников. «Скажите государю, что англичане ружья кирпичом не чистят, пусть чтобы и у нас не чистили, а то, храни бог от войны, они стрелять не годятся», — пытался донести Левша. Но никто его не услышал. Талантливых людей в России не меньше, чем где-либо. Не хватает только реального поощрения этих самых талантов. Нашлась кучка авантюристов или гениев, это уж как кому нравится, и подорвала вековые устои. Но не сменила ли одна деспотия другую?

Иногда Смиту, всегда увлекавшемуся историей, чудилось: СССР — новый Вавилон. То же смешение народов, та же гигантомания, осуществляемая за счет рабского труда. То же бесправие и нищета простых людей.

Да, официально декларировалась власть народа, но в реальности у этого самого народа сегодня было меньше прав, чем двадцать лет назад, при царском режиме. При царизме никто, даже грозный Иван, не смел одним мановением перста отправить миллионы людей, и не каких-нибудь строптивых бояр, а тружеников, на чьих плечах покоится благосостояние государства, под конвоем за тридевять земель. Но в то же время, для того чтобы сделать государство могучим, нужно построить десятки, а то и сотни заводов, подобных здешнему комбинату. А для этого нужны люди, много людей. И получалось: строя одно — разрушали другое. Огромные массы народа, перемалываемые государственными жерновами, превращались в пыль.

Смит понимал, навсегда в России он не останется. Придет час — сложит чемодан, и прощай, страна чудес. И похоже, этот час приближался. Репрессии, которые в общем-то никогда не прекращались, стали после убийства Кирова усиливаться. Повсюду искали вредителей и шпионов. Похоже, подбирались и к нему. Смит понял это по поведению некоторых своих знакомых, того же Коли, соседа по комнате. Очень осторожно тот намекнул, что Смитом интересуется НКВД. Правда, американского подданного не так просто репрессировать. Для этого нужны веские основания.