Адам Нэвилл - Багрянец [litres]

Из горящих жаровен исходил знакомый тошнотворный аромат. Кэт дышала как можно реже и затыкала себе нос краем грязного худи. Она позволила себе задуматься (и мысль показалась гигантской внутри ее черепа), сколько еще людей лежало на этом алтаре, прежде чем отойти красноте?

– О Боже, – бормотала Кэт время от времени – больше сказать дурно пахнущему воздуху сарая ей было нечего. Ее страданий никто не замечал.

Она размышляла, не стоит ли удариться как следует головой, чтобы потерять сознание, и жалела, что отказалась пить коричневую жидкость. Но перспектива использовать влажный череп ее бойфренда как чашу убила всякие мысли о приеме вонючего лекарства. Кэт пнула гнусную посудину и смотрела, как она катится по полу, расплескивая содержимое по ногам Нанны, дочери Тони; но прежде отец и дочь сделали глубокий глоток. Если уж им нужны были вещества, чтобы находиться в присутствии Крил, Кэт понадобилась бы двойная доза.

Здесь жертв накачивали наркотиками, расчленяли, частично пожирали, но большинство кусков скидывали во тьму. Поэтому они хотели дать Кэт наркотики, чтобы упростить ей конец. То была не средневековая практика – ее позаимствовали из гораздо более ранних времен, до того, как цивилизация усмирила животные порывы ее вида.

– О Боже, о Боже. О Боже, – повторяла Кэт, хотя не знала почему: последний раз она ходила в церковь на чью-то свадьбу.

Они будут помнить и чествовать ее гибель – так сказал Уиллоуз. Вспомнив эти слова, Кэт уставилась вниз, сквозь решетку, но увидела только отсутствие всего – пустую тьму. Лицо ей обдал ровный поток воздуха, несущего вонь влажных камней и гнилого мяса.

«Черная Собака и Белые Щенята». Кэт вспомнила эти имена, и ее челюсть задрожала, как у ребенка. Возможно, наркотики, церемония, гнусная, но тщательно продуманная атмосфера – все это лишь ширма для диких бойцовых псов, которые топтали друг друга там, в черной яме; которых приучили пожирать то, что им скидывают, еще горячим и влажным.

По жуткой иронии, мысль о том, что там – настоящие звери, пугала меньше, чем нечто, которое, как ей показалось в прошлый раз, поднималось из-под земли. Теперь она надеялась только на одно – может быть, она ошиблась, и в черной бездне под полом сарая на самом деле нет иного .

«Ох, Стив».

Но для звуков, которые тогда издавали твари, содроганий земли и старых деревянных стен, преобразившихся у нее на глазах в скалы с рисунками, у Кэт объяснения не было. Как объяснить эти странные и отвратительные явления? И то, что она будто вернулась в прошлую эпоху и видела там зверей и людей с грубыми лицами, жестоко распиленных кремнем?

Кэт задрожала еще сильнее.

Она глотала ядовитый воздух. Когда они придут, чтобы развязать ее… «положить тебя лицом вниз»… она сделает вид, что надышалась парами.

И будет драться, как в тот раз, когда ее, как животное в клетке, заперли в собственном доме. Это ее единственный шанс. Она уловит момент, «и тогда…»

Прогоняя картину ручного топора с синим острием, сверкавшим в красном свете, Кэт зажмурила глаза.

Скоро все здесь изменится, преобразится – здание и сам пол, на котором лежала Кэт, изменятся, приветствуя то, что стучалось, скреблось за влажной землей. Она не могла отогнать эту настойчивую мысль: скоро «здесь и сейчас» сольется с иным временем, одно место станет другим.

– Господи! – ее крик прозвучал как блеяние козы на привязи, и наконец кто-то заметил отчаяние Кэт – кто-то внизу. Раздался грохот, точно скрежет огромных камней, от которого по самой поверхности мира пошла вибрация. Под землей послышался стон, а за ним – шум, будто кто-то рыл красную землю.

Вдали женщина издала очередной крик, рассекая воздух с моросью. Он отдался зловещим эхом вокруг полицейской машины, рядом с которой стояла Хелен.

Где-то в глубинах фермы, вниз по развороченной дороге, чей-то разум не выдержал невыносимого ужаса и издал зов о помощи, доказав, что теперь полиция здесь не просто для того, чтобы задавать вопросы.

Затем последовал вой – будто толпа испуганных сумасшедших. Пронзительные голоса поднимались размеренно, в унисон, образуя одну волну за другой, а когда их владельцы переводили дыхание, в паузах играла дудочка без какой-либо мелодии – просто издавала несвязные тоненькие ноты. Залаяли мужские голоса – слова из-за расстояния было не различить, но тон говорил о гневе или даже экстазе, выраженных в примитивном ритме.

Из-за поворота дороги шел грязный, угольного цвета дым, рассеивавшийся в низком сером облаке. Но самым страшным знаком перемен в мире вокруг Хелен оказался глубокий рокот, отдававшийся в ее подошвах.

Может, это был всего лишь обман зрения, но ночь, казалось, наступала преждевременно. Сквозь тонкое пепельное облако просачивался водянистый свет, но это облако на глазах поглощала тьма, надвигавшаяся с моря под дуновением сильного свежего ветра. По куртке и лицу бил дождь, и Хелен задрожала.

В щиколотки и колени снова отдало эхом землетрясения или подземных толчков – казалось, в земле вращались огромные каменные шестеренки. Сердце билось так, что кровь отхлынула от ног; Хелен облокотилась на патрульную машину и спряталась за задней дверью.

Сквозь далекий хаос человеческих воплей раздался рев мотоцикла, приближавшегося к воротам. При этом звуке Хелен стиснула зубы, инстинктивно ожидая драку. Теперь она разрывалась между желанием спрятаться в машине и закрыть двери и желанием бежать.

Позади, через поля, прочь от фермы, вели две тонкие асфальтовые дороги, окруженные живыми изгородями, в которых было не спрятаться. И как далеко она уйдет на второстепенной дороге, преследуемая мотоциклом?

Ближе всего оказалась тропа, по которой Хелен впервые пришла от брикберских пещер: эта дорога вела в долину внизу, в лес под фермой и луга на склонах под ним. Пока не прибудет подкрепление из полиции, Хелен спрячется там.

Хелен ступила на дорогу между пещерами и перекрестком, которая в ее путеводителе называлась «древней зеленой тропинкой».

На правой стороне дороги за кромкой деревьев и кустов начинался лес, словно спутанная борода под хитро ухмылявшейся тропой. При первой же возможности скрыться Хелен сошла с дороги, устремившись туда, где черника и крапива были ниже – всего лишь ей по колено. Закрывая лицо от веток и высоко задирая колени, Хелен неловко ступала по острому подлеску, шагая параллельно дороге в глубине зарослей. Икры промокли, щиколотки кусала крапива.

Мотоцикл сравнялся с Хелен и приглушил мотор у ворот.

Она услышала, как мотоциклист сошел на землю, хотя через путаницу влажных веток ничего не могла рассмотреть.

Зайдя еще на метр глубже в лес, Хелен наткнулась на ограду – три ряда проволоки, как в воротах, – и чуть не заплакала от досады. Если мотоциклист заметит следы и увидит ее на краю леса, то поймает Хелен, прежде чем она успеет перелезть через проволоку, а быстро двигаться по такой местности она не сможет. Куда ни посмотри, кругом непролазный сухостой и колючие кусты – она исполосует все ноги.