Жозеф Ховард - Омен. Пенталогия

— Черт, — вырвалось у Бухера. В который раз задавался он вопросом, чего ради юноше приспичило потащиться на эту демонстрацию. Это не было на него похоже.

Что-то из ряда вон выходящее. Никогда прежде Бухер не замечал за Дэмьеном проявлений такого жгучего любопытства.

— Ничего страшного, мы пройдемся пешком, — заявил Дэмьен-младший.

— Но это далеко, — попробовал было возразить Бухер.

Не сказав ни слова, Дэмьен открыл дверцу и шагнул в толпу. Собака тут же последовала за ним.

Тяжело вздохнув, Бухер объяснил шоферу, где их ждать, и поспешил за юношей.

Вместе с толпой они медленно продвигались вперед. Немецкая овчарка, находящаяся от них в нескольких шагах, вдруг повернула морду и, замерев на месте, уставилась на Дэмьена.

Денек выдался душный и на редкость влажный, с людей градом катился пот. Ноздри юноши вздрагивали, он слегка трепал пса за загривок. Бухер шел за ними вплотную, изредка поглядывая на часы. Вообще-то ему следовало находиться нынче в своем офисе: встреча в Уайт-холле непременно перерастет в пленарное заседание, и его сотрудникам предстоит отчитаться в ближайшие часы. Ему необходимо присутствовать там, а не здесь, на этом дурацком сборище. Бухер яростно огрызнулся, когда какой-то юнец задел его древком, на котором вместо полотнища болтались одни клочья.

— Разуй глаза, — рявкнул на молодого человека Бухер, и тот резко отпрянул, изумленно захлопав ресницами. Агрессивная враждебность этого старика сбила его с толку. Разве не все они стремятся здесь к единой цели, пытаясь спасти человечество?

— Идиот, — пробормотал Бухер.

Ничего, кроме презрения, не испытывал он к этим слепым и безмозглым, словно овцы, придуркам, которые ни на грамм не смыслили в том, кто и что управляет миром. Бухер мрачно следовал за Дэмьеном по Молл-стрит к площади Виктории. Теперь до них уже доносились и отдельные слова из громкоговорителя, и рев толпы, и аплодисменты, то стихающие, то нарастающие. Слышно было, как стрекочут в небе вертолетные лопасти.

Добравшись, наконец, до площади, они уперлись в плотную и неподвижную массу людей. Однако Дэмьен с собакой непостижимым образом умудрялся продираться все глубже и глубже в толпу. Бухеру ничего не оставалось, как следовать вплотную за ним. Со всех сторон раздавались недовольные восклицания демонстрантов, которых они бесцеремонно расталкивали, но стоило только чудовищу у ног Дэмьена зарычать, как люди тут же умолкали.

Они протиснулись к подножию колонны Нельсона. Без труда Дэмьен расчистил для себя и Бухера пространство возле одного из каменных львов. Их взгляды были обращены к деревянному помосту, футов десяти высотой. С обеих сторон находились телевизионные камеры, а на встроенных мониторах крупным планом давалось лицо юного оратора. Толпе он был известен. Кроме всего прочего, молодой человек приходился внуком самому основателю этого движения. Чистый, звонкий голос, усиленный микрофоном, разносился над площадью, отдаваясь эхом.

— В Бонне, Париже, Гааге и Риме, во многих других городах мира проходят сейчас демонстрации протеста и консолидации.

Толпа откликнулась одобрительными возгласами. Юноша продолжал:

— Через пять часов начнется марш в Вашингтоне. А завтра движение всколыхнет население Азии и Австралии. Наши друзья в Москве, Праге, Будапеште и Варшаве поддерживают его и собирают силы для своих выступлений…

Бухер неприкрыто зевал.

— А сейчас выступит Джеймс Грэхем, — объявил молодой человек.

Оглушительный рев толпы ударил по барабанным перепонкам. Бухер невольно коснулся руками головы и взглянул на Дэмьена. Тот взобрался на основание колонны и внимательно рассматривал окружающих, выискивая, очевидно, кого-то в толпе. Наконец, взгляд юноши застыл на высокой и худой фигуре совершенно седого старика, который как раз в этот момент поднимался на помост. Рядом со стариком взбирался по ступенькам и его поводырь — Лабрадор необычайно светлого окраса. Собака подвела старика к микрофону, уселась возле его ног и, подтолкнув мордой руку хозяина к микрофону, спокойно растянулась на помосте с чувством выполненного долга. Старик приподнял руки, и поводок на левом запястье скользнул вниз.

Бухер внимательно разглядывал толпу. Они, похоже, уже отбили себе ладони хлопками. Одни в восторге улюлюкали, другие свистели, и Бухер внезапно вспомнил Дэмьена-старшего. Его выступление перед учениками. Только нынешняя толпа была совсем другой: открытые лица присутствующих светились честностью и добротой. Эта мысль вдруг, как откровение, пронзила Бухера. «А смогли бы эти люди умереть за Джеймса Грэхема? — подумал он. — Более того, стали бы они убивать по его приказу? Нет, не стали бы», — мрачно признался он сам себе.

Лицо старика крупным планом появилось на мониторе. Его темные очки, скрывающие слепые глаза, отражали свет юпитеров. Об этом человеке ходили легенды. Его называли истинным последователем Бертрана Рассела. Как и тот, Грэхем был философом и гуманистом. Кроме того, он обладал великолепным ораторским даром, позволявшим собрать в одной аудитории и интеллектуалов, и людей из низов. Бухер бросил взгляд на Дэмьена-младшего. Тот уставился на Грэхема, не замечая вокруг ничего: ни людей, ни телекамер. Его взгляд был словно прикован к старику. Бухер почувствовал вдруг, как собака у его ног зашевелилась. Она вытянула передние лапы, почти касаясь края помоста и тоже, как в трансе, не сводила своих желтых немигающих глаз со старика.

Оратор опустил руки, и шум, словно по команде, моментально стих. Старик откашлялся, а Лабрадор внимательно посмотрел на него, будто раздумывая, нужна ли хозяину помощь.

— Друзья, — негромко начал Грэхем. Голос его был глубоким и сильным. — Насколько я могу судить, это самая крупная демонстрация за все годы существования нашего огромного города.

Толпа одобрительно загудела, но старик жестом призвал к тишине.

— Однажды великий человек по фамилии Джеймс Камерон, стоявший у истоков нашего движения, так отозвался о нем: «Я бы желал, чтобы Господь Бог упразднил все кампании за ядерное разоружение. Чтобы ядерного оружия просто не существовало на этом свете».

Поднялась буря аплодисментов, а оратор, вперив невидящий взгляд в толпу, смущенно покачивал головой. Потом снова поднял руку, призывая к спокойствию.

— Сегодня днем менее чем в миле отсюда высокопоставленные особы соберутся для того, чтобы попытаться предотвратить кризис, вот уже на протяжении пятидесяти лет угрожающий мировому региону, известному нам как Ближний Восток. Однако в конечном итоге он угрожает всему человечеству. И потому мы желаем политикам проявить сегодня выдержку и мудрость, хотя одного этого пожелания, конечно же, недостаточно. То, чего я требую от них и от вас — проще простого. И этого я требовал всегда.