Эдвард Ли - Дьявольский Гримуар [сборник]

Господи Иисусе…

Когда возбуждение унялось и взгляд прояснился, он услышал слева шарканье. На остановке , нисколько не волнуясь подумал Бэрроуз. Вдруг, несмотря на то, что тротуар и остановка были безлюдными, он увидел…

Ещё одного бомжа — высокого, тощего мужика. Чёрные от грязи джинсы, длинные волосы, борода с запутавшимися в ней козявками и крошками еды. На спине серо-коричневой куртки — надпись: «Приют для бездомных Кинг Стрит госпел», и он делал нечто совершенно необычное:

Он…

Какого…

Куском картона бомж собирал в кучку блевотину с автобусной остановки, причём действовал весьма тщательно.

Блевотина походила на комковатую розовую овсянку.

Затем бродяга вывалил зернистую рвоту в пластиковый пакет с застёжкой. Вытянул длинную шею, заметив, что Бэрроуз его разглядывает.

Зарычав как животное, мужик ушёл, унося с собой пластиковый пакет, наполненный бродяжьей блевотиной.

— Именно тогда я это понял, — признался Бэрроуз доктору Унтерманн. — Когда увидел того парня, того бомжа, собирающего блевотину с тротуара и уносящего её с собой… — он прикрыл глаза, потёр виски. — Именно тогда я понял…

— Что такая тяжёлая и необъяснимая проблема не у вас одного, — закончила за него Марша Унтерманн. — Хмм. Собирал рвоту.

— Да. Собрал, положил в пакет. — Бэрроуз поднял взгляд на привлекательного психиатра. — Даже думать не хочу о том, что он потом с ней будет делать.

— Возможно, он съест её, — прямолинейно предположила доктор Унтерманн. — Это форма дритифилии.

— Форма чего? — нижняя губа Бэрроуза отвисла в недоумении.

— Дритифилизм, или дритифилия. Это часть клинической области того, что мы считаем ОКР — обсессивно-компульсивным расстройством, — eё ухоженный указательный палец поднялся. — Но весьма редкая, до такой степени, что уже не диагностируется, — идеально подведённые глаза моргнули раз, другой. — Не знаю точно почему.

Но Бэрроуз сидел перед элегантной, утончённой женщиной за широким столом вишнёвого дерева в растерянности. Как она сказала? — подумал он:

— Дрит…

— Дритифилия, — повторили её слегка накрашенные губы.

— Это такое название? Это… диагноз?

— Да, вернее… был. Он исчез из диагностических индексов в конце шестидесятых. Тридцать лет он был в списке ДСР. Это настольная книга мозгоправов — «Диагностическое и Статистическое Руководство по психическим расстройствам». Но из последних переизданий «дритифилия» как диагноз исчезла. По сути, она была подразделена на некоторые новые отклонения.

Бэрроуз чувствовал себя потрясённым:

— Вы хотите сказать, у моей… проблемы… действительно есть название?

— Да, — живо ответила Марша. — И вам очень повезло, что мой главный офис находится в Сиэтле. Кроме меня на западном побережье есть лишь два других специалиста разбирающихся в подобных заболеваниях. Один в Лос-Анджелесе, другой в Сан Диего.

Бэрроуз сделал передышку, чтобы посмотреть на неё — эту изящную и уникальную специалистку, которая за 450 долларов в час согласилась принять его. Для Бэрроуза эта оплата, была как карманные деньги для обычного человека. Он отдал бы всё; всё, чтобы ему помогли.

Доктору Марше Унтерманн было примерно за пятьдесят, модно одета, изящные манеры, невозмутимое лицо, но пристальный взгляд тёмно-зелёных глаз. Постриженные до плеч, прямые, блестящие, тёмно-серые волосы не старили, но придавали ей экзотические черты; она была убийственно привлекательна. Бэрроуз подумал о Лорен Хаттон, или о Жаклин Биссе. Он нашёл Маршу просто просматривая сайт Департамента Ментальной Гигиены; телефон и адрес офиса доктора Унтерманн были единственными под заголовком «Кризисные амбулаторные больные/аномальная психиатрия».

Для Бэрроуза «аномальная» было слабо сказано.

— Значит, это тот изгой, тот бродяга побудил вас связаться со мной, — она скорее констатировала, чем спрашивала.

— Верно, — из-за своих откровений, Бэрроуз всё ещё чувствовал себя крайне неудобно.

Но всё-таки, что-то в ней его успокаивало, словно признание безымянному священнику за ширмой. И он помнил то, что Унтерманн говорила ему раньше: я слышала гораздо худшее . Слова, для Бэрроуза, утешающие, но всё же…

Насколько худшее? — гадал он. Этот вопрос пугал.

— Я полагаю, судя по вашей внешности, вы человек состоятельный?

— Я богат, — без энтузиазма сказал Бэрроуз. — Я инвестиционный банкир.

— Тогда вы, наверное, вряд ли это оцените. Этот отщепенец, которого вы видели; этот недочеловек; этот кусок человеческого мусора, который собирал рвоту с автобусной остановки… он и вы, по сути, одинаковы.

Бэрроуз задумался над этим.

— Вы богаты, он бедный и бездомный. У вас всё самое лучшее, у него нет ничего. Инь встречает Ян, капиталист встречает жертву капитализма. Человек, которого все принимают, и человек которого все отвергли. С социальной точки зрения, вы двое не могли бы различаться ещё больше, — она на мгновение поджала губы. Затем добавила: — Но болезнь, мистер Бэрроуз, относительна.

Бэрроуз нашёл эту точку зрения малополезной — возможно из-за эгоизма. Своего забвения в благосостоянии.

— Не хочу прозвучать грубо, — сказал он, — но я устроил этот приём не для того, чтобы вы внушали мне вину за моё богатство.

— Вы не должны чувствовать вину, — ответила Марша. — Вы должны чувствовать превосходство. Вы должны чувствовать гордость. Вам удалось то, что большинству не удаётся.

В этом Бэрроуз тоже не нашёл пользы, и он был не тем человеком, что ходит вокруг да около. Его голос погрубел:

— Обычно я делаю миллион в год, но подъедаю плевки с улиц. Это звучит безумно, но я не сумасшедший. Мне нужна помощь. Вы — эксперт. Не поучайте меня. Помогите мне.

Грудь Унтерманн приподнялась, когда она откинулась в своё роскошное кресло.

— Вы дритифил со склонностью к эротомании. Вы поедаете плевки и мастурбируете после этого — это не то же самое, что какой-нибудь астматик или даже шизофреник. Для дритифилии нет волшебной таблетки.

— Долгосрочная психотерапия? — нахмурился Бэрроуз, — вы о ней?

— Возможно. Но не высмеивайте так быстро бихевиористику. Фрейд был абсолютно прав во многих своих убеждениях. У большинства психологических отклонений сексуальная основа. И Сартр тоже был прав. Существование человека предшествует его сущности. Это наше существование, мистер Бэрроуз, делает нас теми, кто мы есть. Верно и обратное: непостижимые детали этого существования являются причиной наших психических проблем.

Бэрроуз разочарованно вздохнул.

Подсвеченные заходящим солнцем из окна на Пайонер-сквер, блестящие, тёмно-серые волосы Марши Унтерманн казалось сияли, походя на ауру ангела. Но этот ангелочек — реально хладнокровная стерва, — подумал Бэрроуз.