Стивен Кинг - Будет кровь [сборник litres]

Конечно, я сразу подумала о дяде Генри, Ральф, у которого Альцгеймер. В прошлые выходные мы отправили его в дом престарелых. И мне от этого очень грустно.

Либерман сказал, что мистеру Беллу девяносто один год, последний приезд в Бостон дался ему очень тяжело, хотя его сопровождал внук. Он сказал, что у мистера Белла целый букет хронических заболеваний, худшее из которых – хроническая сердечная недостаточность. Он сказал, что при других обстоятельствах тревожился бы из-за того, что разговор со мной усилит невротическую фиксацию и причинит вред в остальном творческой и продуктивной жизни, но, учитывая текущие возраст и состояние мистера Белла, это вряд ли станет проблемой.

Ральф, возможно, это субъективное мнение, но я сочла доктора Либермана весьма напыщенным. Однако сказанное им в конце нашего разговора тронуло меня, и эти слова я хорошо запомнила. Он сказал: «Этот старик очень напуган. Постарайтесь не напугать его еще сильнее».

Не знаю, смогу ли я, Ральф. Я тоже напугана.

[ Пауза. ]

Народу прибавляется, и мне пора на посадку, поэтому я заканчиваю. Я позвонила мистеру Беллу, представилась Каролиной Х. Он спросил мое настоящее имя. Это был мой Рубикон, Ральф, и я его перешла. Сказала, что меня зовут Холли Гибни, и спросила, могу ли приехать и повидаться с ним. Он сказал: «Если речь пойдет о взрыве школы и о том существе, что называет себя Ондовски, то как можно быстрее».

С пересадкой в Бостоне Холли прибывает в аэропорт Портленда незадолго до полудня. Снимает номер в «Эмбасси сьютс» и звонит Дэну Беллу. После пяти или шести гудков задается вопросом, а вдруг старик умер этой ночью, оставив без ответов ее вопросы о Чарлзе Ондовски по прозвищу Чет. Если допустить, что у старика действительно были какие-то ответы.

Она уже собирается оборвать звонок, когда трубку снимают. Не Дэн Белл, а мужчина помоложе.

– Алло?

– Это Холли, – говорит она. – Холли Гибни. Хотела узнать, когда…

– О, мисс Гибни! Да хоть сейчас. У дедушки хороший день. После разговора с вами он спал всю ночь, а я не помню, когда такое было в последний раз. Адрес у вас есть?

– Лафайетт-стрит, дом девятнадцать.

– Совершенно верно. Я – Брэд Белл. Когда вас ждать?

– Как только поймаю «Убер». – И съем сэндвич, думает она. Сэндвич ей не помешает.

Едва она проскальзывает на заднее сиденье «Убера», звонит мобильник. Джером. Хочет знать, где она, что делает и не нужна ли ей помощь. Ей жаль, но дело сугубо личное, отвечает Холли. Говорит, что все расскажет позже, если сможет.

– Насчет дяди Генри? – спрашивает он. – Ты узнала о каком-то новом способе лечения и поехала разбираться? Так думает Пит.

– Нет, дядя Генри ни при чем. – Но Белл тоже старик, думает она. Который может пребывать – а может и не пребывать – compos mentis [23] В здравом уме и твердой памяти ( лат .). . – Джером, я не могу сейчас об этом говорить.

– Хорошо. У тебя все в порядке?

Это хороший вопрос, и Холли полагает, что Джером вправе его задать, поскольку помнит, какая она, когда не в порядке.

– У меня все хорошо. – И добавляет, чтобы показать, что не утратила связи с реальностью: – Не забудь сказать Барбаре о фильмах про частных детективов.

– Уже сделано, – отвечает он.

– Скажи ей, что она, возможно, не сможет использовать эти материалы в своей работе, но они обеспечат важный фон. – Холли замолкает, улыбается. – И смотреть их – одно удовольствие.

– Я ей все скажу. Ты уверена…

– У меня все хорошо, – говорит Холли, но, обрывая разговор, думает о человеке… существе… с которым она и Ральф столкнулись в пещере, и по ее телу пробегает дрожь. Ей страшно даже думать об этом существе, а если есть и другое, как она сумеет противостоять ему в одиночку?

И уж конечно, она не сможет противостоять этому существу в паре с Дэном Беллом, который весит восемьдесят фунтов и сидит в инвалидном кресле с прикрепленным к нему кислородным баллоном. Он – человек-тень, с большим лысым черепом и темно-лиловыми мешками под яркими, но очень усталыми глазами. Он и его внук живут в красивом старом особняке, обставленном красивой старой мебелью. Портьеры в просторной гостиной раздвинуты, в окна вливается холодный свет декабрьского солнца. Однако запахи, пробивающиеся сквозь аромат освежителя воздуха («Глейд – чистое белье», если она не ошибается), безусловно, напоминают запахи, упрямые и навязчивые, которые Холли явственно чувствовала в вестибюле центра ухода за престарелыми «Пологие холмы»: «Мастерол», «Бенгей», тальковая присыпка, моча, приближающийся конец жизни.

Ее проводит в гостиную внук Белла, мужчина лет сорока, манеры и одежда которого забавно старомодны, почти аристократичны. В прихожей висит полдюжины карандашных портретов в рамах, лица четырех мужчин и двух женщин, профессиональные, определенно одного мастера. По мнению Холли, они не гармонируют с обстановкой дома: лица на портретах весьма неприятные. В гостиной над камином, в котором горит уютный огонь, висит картина гораздо больших размеров. На этой картине маслом изображена красивая молодая женщина с веселыми черными глазами.

– Моя жена, – говорит Белл надтреснутым голосом. – Давно умерла, и мне так ее недостает. Добро пожаловать в наш дом, мисс Гибни.

Он едет к ней, тяжело дышит от усилий, которые для этого требуются, но когда внук делает к нему шаг, чтобы помочь, Белл отмахивается. Протягивает руку, из-за артрита напоминающую скрюченную сухую ветку. Холли осторожно пожимает ее.

– Вы уже пообедали? – спрашивает Брэд Белл.

– Да, – отвечает Холли. Торопливо заглотнула сэндвич с куриным салатом, пока ехала из отеля в этот престижный район.

– Хотите чаю или кофе? О, и у нас есть пироги от «Двух толстых котов». Они изумительные.

– С удовольствием выпью чаю, – отвечает Холли. – Без кофеина, если у вас такой есть. И от пирога не откажусь.

– Мне тоже чай и кусок пирога, – говорит старик. – Яблочного или черничного, без разницы. И я хочу настоящий чай.

– Уже несу, – говорит Брэд, оставляя их.

Дэн Белл тут же наклоняется вперед, сверлит взглядом Холли и произносит заговорщическим шепотом:

– Брэд – законченный гей, знаете ли.

– Ох, – вырывается у Холли. На ум приходит только: Я так и подумала , – но это прозвучало бы грубо.

– Законченный гей. Но гений. Помогал мне в моих изысканиях. Я мог не сомневаться – и не сомневался , – но Брэд предоставил доказательства. – Старик нацеливает на нее палец, подчеркивая каждый слог: – Бес… спор… ные .

Холли кивает и садится на вольтеровское кресло. Колени вместе, сумка на коленях. Она склоняется к мысли, что Белл действительно угодил в тиски невротической фиксации, а она угодила в тупик. Ее это не раздражает и не приводит в отчаяние. Наоборот – она испытывает облегчение. Потому что если у него невротическая фиксация, то и у нее, возможно, тоже.