Олег Кожин - Зверинец [сборник litres]

В десять вечера горнист гнусаво протрубил отбой, заставив Саньку отложить лопату. Сработал рефлекс – не хотелось стоять в одних трусах в позорном углу коридора. Черные от грязи пальцы неловко подцепили червя, автоматически сунули в банку и утонули в скользкой шевелящейся массе. Удивленный Санька посветил слабеющим лучом фонаря. Червивый клубок бурлил под самым горлышком, жирный, розоватый, перетекал внутри самого себя. Некоторые особо предприимчивые особи уже устроили побег, вяло извиваясь в пыли перед банкой. Борясь с тошнотой, Санька наскоро засунул их обратно и плотно прижал крышкой. Обнял банку как родную и, пригибаясь, поспешил в комнату – надо было сменить батарейки.

Темнота преобразила лагерь, наполнила его мутными тенями. Подгоняемые вожатыми, недовольные подростки тянулись к корпусам, в пути перешептываясь, как заговорщики. Листва декоративных кустов шелестела тревожно, угрожающе. В ноги, Санька готов был поклясться, отдавался глухой подземный гул. Это Человек-Крот ворочался, выжидая, пока все заснут. Теперь он точно знал, где искать маленького напуганного мальчика, что обидел его человека.

Шмыгая носом от вечерней прохлады, Санька влетел в комнату, на ходу включая свет. Еще до того, как мигая разгорелась люминесцентная лампа, он кожей почувствовал чужое присутствие. Кто-то был здесь, прямо возле кровати, прятался в темноте, поджидая его… С громким щелчком лампа осветила все углы, изгнала все тени, все надуманные страхи. Кроме трех.

Открытое пространство так и не смогло распрямить скрюченные узкими тоннелями спины, и три существа стояли, чуть сгорбившись. Две руки, две ноги – все, как у людей. Только вместо лиц – острые подрагивающие морды, заросшие лоснящимся черным мехом. Запавшие слепые глазницы сверлили Саньку безразличием, широкие ноздри шевелились, принюхиваясь. Троица синхронно шагнула вперед, руки с черными, испачканными землей когтями потянулись к Саньке.

Воздух встал поперек горла, не в силах провалиться в легкие. Свет сузился до крохотной точки, в ушах зашумела кровь, а ноги обмякли. Санька упал на пол, больно ударился головой о кровать и потерял сознание. С тихим треском раскололась оброненная банка, выплеснув наружу сотни червей, тысячи червей, мириады червей…

– Санчес? Са-а-ан-чес! Санчес, эй?! Эй?!

Щеку обожгло. Санька сразу понял: это Человек-Крот пожирает его лицо, сдирает кожу мелкими острыми зубами! Он замахал руками, забрыкался, пытаясь отползти, с трудом сфокусировал поплывший взгляд. Из тумана возникла озабоченная физиономия Марата. Санька прижал ладони к горящим щекам, осторожно тронул вспухшую на затылке шишку.

– Санчес, ты че, в обморок грохнулся? – донесся от коек презрительный голос Михея.

– Красна девица, просыпайся! – заржал Костыль, но быстро сдулся под гневным взглядом Марата.

– Санчес, чего случилось? Мы заходим, а ты валяешься посреди комнаты! И это на хрена сюда притащил?

Санька проследил за пальцем Марата. По полу, среди осколков стекла и комьев земли, ползали черви.

– Не строй целку, Марат, понятно зачем, – грубо встрял Михей. – Человека-Крота задобрить хочет. Вон сколько еды ему намолотил! Знатно приссал, по ходу!

– А ты бы не приссал? – огрызнулся Марат.

Подхватив Саньку под мышки, Марат помог ему встать на ноги. Санька непонимающе озирался, лица друзей казались ему покрытыми черной шерстью.

– Это все хрень, Санчес, слышишь? – Марат метнул злой взгляд на лидера. – Все эти кроты, цыгане – все это хрень, понял? Нет этого ничего!

Михей с силой топнул по вздыбленным доскам, вгоняя их в пазы.

– Что-то доски совсем повело, – невзначай обронил он. – Сегодня ночью приподняло, по ходу. А еще газон под окном кто-то перерыл… тоже хрень какая-нибудь… наверное.

На комоде пиликнул будильник «Электроника». Пол-одиннадцатого. Значит, скоро Вангеныч выйдет на финальный обход. Значит, полтора часа до полуночи. Всхлипнув, Санька оттолкнул Марата и принялся неловко сгребать червей в кучу. Он распихивал их по карманам, перекладывал из ладони в ладонь, потом наконец стянул футболку и начал ссыпать червей на нее. Друзья следили за ним в полном молчании. Связав футболку узлом, Санька сквозь слезы оглядел их и выскочил на улицу.

– Михей, ты как хочешь, но это перебор, – помолчав, недовольно процедил Марат. – А если Санчесу реально кукушечку сорвет?

– Да насрать. Я ему мамка, что ли?

– Надо было сказать все как есть, – уперся Марат. – Что нет никакого Человека-Крота, а коллектор этот каждый год проваливается. Что Вангеныч эту брехню сочинил, чтобы школота с цыганами не путалась. Санчес и так в обморок грохнулся!

– Ну пойди ему сопли подбери и в задницу поцелуй! – Михей злобно выругался. – Я сразу сказал, что он лох! Разнылся как баба, смотреть противно!

– Герой, блин! Сам бы такое увидел, наверное, в штаны б нагадил!

Марат сдернул покрывало с кровати, обнажив три черные морды. Маски отблескивали искусственным мехом, щерились мелкозубыми улыбками. Даже при свете они казались жутковатыми, и с трудом верилось, что Михей утащил их с детского спектакля про Дюймовочку.

– Че? – Михей шагнул вперед.

– Через плечо! Заигрался ты, через край, вот че! Маски эти, доски из полу выбил, газон перекопал на какой-то хрен! Остановиться не можешь?! Хочешь, чтобы Санчес в спортзале на скакалке повесился?

Марат, хоть и был на голову ниже, не отступил. Набычился, как всегда, когда считал себя правым, упрямо стиснул кулаки. Один Костыль, казалось, не замечал сгустившегося напряжения.

– Пацаны, – хмуро выдал он, – а Санчес за забором. Один.

– Твою мать! – Марат выпучил глаза. – Местные!

Он выскочил из комнаты, хлопнув дверью. За ним, грузно топоча, метнулся Костыль. Михей постоял в нерешительности, покрутил в руках кротовью маску. Подбежал к окну, крикнул в распахнутую раму, в душную ночь, рокочущую далеким громом:

– Придурки! Обход через десять минут!

Он хотел еще крикнуть, что не трогал газон и доски не трогал, но от одной только мысли об этом вставали дыбом волосы на руках. Михей помялся еще секунду, матюгнулся в сердцах и сиганул в раскрытое окно.

На повороте к перекрестку Саньку догнал дождь. Санька не видел разбойничьих туч, что украли звезды, но чувствовал, как их косматые тела трутся друг о друга там, наверху, стряхивая вниз тяжелые латунные капли. Пока еще редкие, они с громкими шлепками расшибались об асфальт.

Боясь опоздать, Санька мчался что есть мочи. В ушах свистел ветер и пульсировала кровь, легкие шумели, как два прохудившихся насоса. Футболка с червями неприятно липла к голой спине. Влажный аромат парящей, только что вскрытой, земли настойчиво лез в ноздри, непрошено вызывая в памяти дедушкины похороны. Тогда тоже моросил дождь и свежая могила пахла так же точь-в-точь.