Карен Фаулер - Проклятие или дар [Черная книга страшных сказок] [сборник litres]

– Ты не знаешь, с кем имеешь дело, – раздалось в ответ. – И только что совершил самую большую ошибку в своей жизни.

– Ты мне угрожаешь?

– Я только говорю, что типам, вроде тебя, следует давать жестокий урок, чтобы не относились к простым ребятам, вроде меня, будто мы вообще не существуем.

Майкл уставился на телефонную трубку. Вот же дерьмо. Он прав; его оппонент ошибается. И он проявил осторожность, гражданскую ответственность. Однако, вдруг пришло ему в голову, что если и он тоже каким-то образом виноват в случившемся?

– Ты еще тут? А скажи мне, мистер Таунсенд, чего ты боишься больше всего? Что ребенок заболеет? Или что жена соберет вещички и укатит от тебя?

По спине Майкла пробежал холодок. Ему не нравилось, что этот сумасшедший знает его имя и говорит о его семье. Как этот тип вообще узнал, что он женат? Неужели это можно понять по виду его автомобиля?

– Нет… Еще больше ты боишься чего-то другого, хотя и сам не знаешь чего. Таких, как ты, я вижу насквозь. Чтобы сломать тебя, особых усилий не потребуется. – В голосе звонящего слышалось пренебрежение, как будто он читал его мысли.

– А теперь ты послушай, – отрезал Майкл. – Ты не имеешь права угрожать мне, тем более, после того, как подверг опасности не только свою жизнь, но и мою. Я мог бы обратиться в полицию…

Голос на том конце трубки перебил его:

– Когда захочешь найти меня – а ты захочешь, – никакой речи о долбаной полиции уже не будет.

Наступила мертвая тишина. Пожав плечами Майкл, положил трубку.

– Ну, что он сказал?

– Ох, просто… ругался, – рассеянно ответил он, глядя, на капли дождя в свете уличного фонаря.

– Ты узнал его номер?

– Гм-м?

– Его номер. На случай, если возникнут проблемы?

И Майкл сообразил, что не спросил даже имени человека, которого сбил.

На следующий день он поднялся рано, оставив свернувшуюся калачиком жену под пуховым одеялом. К удивлению Майкла даже маленький Шон еще спал в своей комнате. Майкл принял душ, надел рубашку, взял тост, налил себе стакан молока. А потом поднялся по лестнице, и ласково разбудил жену.

A она дала ему пощечину.

Стакан разбился. Молоко пролилось. Отшатнувшись, он порезал ногу, но боль сразу уступила место обиде. В полном недоумении он провел пальцами по покрасневшей щеке.

– Какого черта… что ты вообще там ищешь?

Марла лихорадочно копалась под матрасом, а потом, смутившись, выпрямилась.

– Не нужно… не нужно было так внезапно подходить ко мне. – Марла спряталась под одеяло, всклокоченные после сна волосы падали ей на глаза. Она повернулась к мужу спиной, смущенная ярким сном, который каким-то образом просочился в реальность. Извлекая осколок из ноги, он смотрел, как алая капля крови расползается в алебастровой лужице молока, словно какой-то вирус.

Эластопласт заклеил рану. Он собрал позвякивавшие осколки в коробочку, закрыл ее и опустил в стоявшее под раковиной мусорное ведро с педалью, а потом прислушался к шагам сына, спускавшегося по лестнице.

– Шон? Будешь «Хрусть-Хрусть»? – Майкл наклонил голову. Никакого ответа. Странно. Мальчика всегда можно было заинтересовать упоминанием его любимого завтрака. – Шони?

Оглядевшись по сторонам, он увидел, что ребенок недоверчиво смотрит на него сквозь столбики лестницы.

– Шон, в чем дело? Спускайся и налей себе молока.

Мальчик медленно и торжественно покачал головой, что-то бормоча себе под нос, натянул на подбородок воротник полосатого свитера и обхватил колени руками. Он смотрел на отца, но не спускался.

– Иди сюда и позавтракай, Шон. Можем отнести что-нибудь наверх, мамочке.

Ребенок снова что-то пробормотал. Майкл отставил в сторону совок для мусора и шагнул к лестнице.

– Я не слышу, что ты говоришь.

– Ты не мой папочка! – вдруг вскрикнул мальчик и стал карабкаться по ступенькам назад, в безопасную спальню.

Майкл посмотрел на себя в зеркало заднего вида. И увидел то же знакомое приятное и уверенное лицо, что и всегда, хотя улыбка растеряла часть обычной уверенности. По дороге в город, пока машина катила мимо мокрых деревьев, выстроившихся в ряд вдоль набережной, он задумался о поведении своих родных. Но размышлял он об этом недолго. До сих пор все трое прекрасно ладили друг с другом – возможно, благодаря унаследованному Марлой состоянию и его добродушному характеру. Если же теперь, утомленные жизнью в городе, они стали друг друга раздражать, значит, настало время вспомнить о коттедже в Норфолке – уютном, заросшем плющом убежище, идеально подходящем для того, чтобы исцелить душу уединением. Однако воспоминание о пощечине оставалось таким же ярким, как будто отпечаток ладони все еще оставался на лице.

Оставив машину в подземном гараже, Майкл поднялся на лифте на седьмой этаж, который занимала компания, в которой он работал, – юридическая контора Аберфитча Маккайерни, занимавшаяся исключительно недвижимостью. Секретарша посмотрела на него, когда он проходил мимо, но не улыбнулась обычной утренней улыбкой, сотрудницы колл-центра угрюмо проводили его взглядом. Даже посыльный не обратил на него внимания. Ну почему все сегодня в таком мрачном настроении?

Мишель ожидала его у двери. Его секретарша, лучшая из всех, с кем ему приходилось работать. Воплощение силы в черном облегающем костюме, светлые волосы собраны в пучок на затылке… Пока он снимал пальто, она нетерпеливо постукивала о ладонь парой пластиковых папок.

– Вчера вечером ты собирался взять их с собой, – заметила она, передавая ему их.

– Руки так и не дошли, занимался делом Трауэрбриджа. Постараюсь разобраться с этим сегодня, составлю свое мнение…

Она отобрала у него папки.

– Никакого смысла в этом нет. Твое мнение нужно было вчера, а сегодня оно уже никому не интересно .

Она говорила, как-то странно выделяя слова, как будто не испытывала к нему больше никакого уважения. Усевшись за свой стол, Майкл стал украдкой разглядывать ее. Что здесь происходит? Мишель всегда была самой большой его почитательницей, сторонницей и опорой. Всем было очевидно, что она по уши в него влюблена, и он бессовестно ее эксплуатировал. Однако сегодня она заговорила совсем по-другому. В голосе звучало раздражение, как будто она вдруг увидела, каков он на самом деле, и больше не желает иметь с ним дела.

– Мишель, у тебя все в порядке?

Сложив руки на груди она ледяным тоном произнесла:

– В абсолютном. А почему ты спрашиваешь?

– Не знаю. Просто ты говоришь так, что…

– Лучше зайди к Лео. Он уже спрашивал о тебе, и, похоже, рассержен.

Пятидесятисемилетний Лео Таррант, сердце фирмы, обычно сохранял полную невозмутимость. Зная, что через год он уйдет на пенсию, он никому и ничему не позволял смущать свой покой. Однако в это утро он был сам на себя не похож. Седые волосы, обычно гладко причесанные, стояли дыбом. На дряблых щеках появились красные пятна. Откинувшись на спинку кресла, он, ритмично постукивая, вертел в руках золотой портсигар – символ силы воли, напоминание о привычке оставшейся в прошлом.