Альбина Нури - Отель «Петровский» [СИ litres]

Открыв дверь в коридор, Илья увидел: что-то произошло. Сердце тяжело стукнулось о ребра, в горле стало сухо. Леля стояла возле двери, прижав стиснутые в замок руки к груди, Юрий Олегович сидел, вцепившись в подлокотники, будто ему не доставало сил встать.

– Что? – выдохнул Илья.

Леля и Юрий Олегович повернули к нему головы и уставились на Илью, похожие при этом на диковинных птиц.

– Ну? – крикнул он, потому что оба молчали.

– Лампочка загорелась, – шепотом ответила Леля. – И все побежали туда. А нам не разрешили.

Матвеев-старший по-прежнему не говорил ни слова.

Илья никак не мог сообразить, хорошо это или плохо, почему загорелась эта самая лампочка. Все мысли улетучились из головы, он подошел к двери и теперь стоял рядом с Лелей, а отец Миши сидел в кресле, уставившись на то место, где только что был Илья.

Спустя какое-то время дверь открылась и оттуда вышел лечащий врач. У него было неопределённое выражение лица: брови хмурились, а губы улыбались, в глазах застыло недоумение.

Они смотрели на него, как на судью, ожидая приговора.

– Михаил пришел в себя, – проговорил доктор. – Он просто как будто проснулся и…

Его не дослушали. Не спрашивая разрешения, оглушенные этим известием – долгожданным и вместе с тем неожиданным, Илья, Леля и Юрий Олегович, оттолкнув доктора, ворвались в реанимацию.

– Подождите! Нельзя же так! Пациент еще слаб! Это запрещено! – неслось со всех сторон, но никто из них не обращал внимания на возмущенные возгласы медперсонала. Врачи и сестры, видимо, поняли, что настаивать бесполезно, и не стали их прогонять.

Секунда – и они окружили кровать, на которой лежал Миша. У Лели по щекам текли крупные слезы, губы Юрия Олеговича тряслись и все лицо как-то дергалось и прыгало.

Миша выглядел так же, как и во все эти бесконечно-страшные дни: желтоватая кожа, впалые щеки, безвольные руки. Вот только глаза сейчас были открыты и смотрели вполне осмысленно. Но что за мысль читалась в этих карих глазах, Илья понять не мог.

Он все ждал, когда же Миша скажет что-то в своем обычном духе, отпустит шуточку, хотя бы улыбнется, но он просто молчал и смотрел на каждого по очереди, переводя взгляд с одного на другого.

Когда первый шок прошел, Леля и Юрий Олегович вслед за Ильей забеспокоились: с Мишей было что-то не так. Чересчур спокойным, ровным, но вместе с тем внимательным был этот изучающий взгляд.

«Почему он так смотрит?» – подумал Илья.

Может, еще не осознал, что происходит? Да, наверное, так.

Но почему его не удивляет присутствие Лели?

– Миша, – голос Юрия Олеговича взлетел и оборвался. Он закашлялся, и доктор осуждающе поглядел на него, но промолчал. – Сынок, ты как?

Уголки Мишиного рта чуть приподнялись.

– Нормально, пап. – Он говорил куда тверже, чем отец. Перевел взгляд на Илью и сказал: – Привет, Илюха.

Илья попытался улыбнуться. Он был рад, что Миша снова с ними, что он вернулся – где бы ни был прежде; однако тревога, которая стала отпускать его, снова начала нарастать.

Миши не было примерно пять суток – в каких далях блуждала все это время его душа? Кого встречала? И как с этим связан Нижний мир, о котором говорил Управляющий?

– Все хорошо, в отеле опять будет больница, – быстро проговорил Илья, и Леля с Юрием Олеговичем непонимающе переглянулись.

Миша легонько прикрыл веки – мол, хорошо. Похоже, новость не произвела на него особого впечатления. То ли он уже знал, то ли это не имело значения.

Он показал глазами на Лелю и спросил:

– Это твоя знакомая?

Разразилась тишина – именно «разразилась», как раскат грома.

У Юрия Олеговича отвисла челюсть. Леля жалко кривила губы.

– Все, на первый раз достаточно! – Громко сказал доктор. – Немедленно покиньте реанимацию, нам необходимо провести ряд процедур. Или мне охрану вызвать?

Оказавшись в коридоре, куда они вышли безропотно, пораженные последними Мишиными словами, Юрий Олегович сказал:

– Главное – жив! Слава Богу! – Посмотрел на Лелю, которая была совершенно раздавлена, и прибавил: – Это у него временное. Шок или еще что-то такое. Он пока сам не свой.

– Конечно! Человек только из комы вышел, – проговорил Илья, стараясь, чтобы это прозвучало не фальшиво-бодро, а как можно более искренне.

Леля кивнула головой: да, конечно.

Юрий Олегович умчался говорить с докторами, узнавать прогнозы, спрашивать, что теперь потребуется Мише – вопросов миллион. Поняв, поверив, что сына он не потеряет, Матвеев-старший словно очнулся: к нему разом вернулись живость, энергия и властная, начальственная сила, обычно переполнявшие его до краев.

Леля стояла у стены, прикусив губу. Илья не знал, что сказать ей, как утешить. А надо ли утешать? Возможно, этот провал в памяти действительно временный.

– Я его потеряла, – сказала Леля. – Он не хочет меня больше знать.

– Леля…

– Мне было очень страшно. Я так сильно влюбилась в него, что… – Она смахнула слезы с глаз. – Что почти возненавидела за это! Никогда ни к кому такого не чувствовала и даже не думала, что умею так чувствовать. Это было жутко – понимать, что твое сердце не принадлежит тебе больше, другой человек забрал его и может делать, что хочет. Я боялась, что Миша и вполовину такого ко мне не испытывает! Что, если бы мы сошлись, а потом он взял и предал меня? Бросил? Как бы я потом жила? Ты знаешь, какой он – красавчик, пожиратель сердец! И тогда…

– Да, я его знаю, – согласился Илья, думая о том, какие глупости совершают люди, вместо того чтобы откровенно поговорить. – И знаю, что он любит тебя. Это было для него серьезно. Ты не думала, что он мог чувствовать то же самое? Задавать себе те же вопросы?

Леля зажмурила глаза, пытаясь не заплакать.

– Что теперь будет? – спросила она.

Илья не знал, что ответить. Можно ли забыть того, кого любишь? Или Леля права – то была не любовь?

– Нужно подождать, – ответил он после долгой паузы. – Скоро все прояснится. Мы ничего не можем сейчас изменить – остается только верить, Леля. Любить и верить.