Сергей Милушкин - Заражение

— Ты тоже думаешь об этом? — наконец спросил Дэн. — Я вижу, ты думаешь.

Она ничего не ответила. После второго глинтвейна навалилось теплое забытие, от которого не хотелось избавляться, а наоборот — довериться и поплакаться. И даже суровое красное лицо Базелевича, маячившее в каждом темном угла бара, было не в состоянии запретить им выпить по третьему бокалу.

— Отметишь завтра меня у Базелевича?

— Может все-таки пойдешь? Ты же потом…

— Посмотри на меня…

И действительно, вид у Дениса был жалкий. Точь-в-точь, как у персонажей из рекламы якобы противовирусных препаратов от гриппа — чихающих, с бардовыми носами, из которых льется прозрачная субстанция, слезящимися глазами и художественно взъерошенными волосами.

Подошел бармен, на бэдже которого было написано «Бар „Свобода“. Бармен Стас», Денис протянул ему деньги.

Стас покачал головой.

— Боюсь, глинтвейном тут уже не отделаешься, дружище, — сказал он. — Нужно что-нибудь посерьезнее.

— Вряд ли нам это поможет, — сказал Денис. Бармен не отходил и тогда он задал странный вопрос: — У вас бывают голоса незнакомых людей в голове?

Бармен ухмыльнулся, снял с полки бутылку джина, смешал с тоником и отдал подошедшей официантке.

— Парень, которому я сейчас сделал джин, месяц назад, прямо возле этой стойкой, где вы сидите, рассказывал о таком случае. Ему тоже что-то там мерещилось. Беднягу забрали прямо отсюда, но… вот он опять с нами. Так что, все относительно, молодые люди. Хищный зверек с пушистым мехом подкрадывается незаметно и шепчет еле слышно. Зато, когда приходит время…

Вика испуганно взглянула на бармена.

— Пойдем, Дэн, а то не пустят в общагу, — сказала она быстро.

— Вот именно… — сказал Стас. — Когда приходит время, бывает, что уже поздно.

Они выскочили на улицу.

— Может, расскажем Базелевичу, — предложила она, нервно поглядывая на однокурсника. — Все-таки, профессор, может что-то знает по этому поводу. В конце концов это была его идея сделать доклад, он сам и звонил зав отделению, чтобы нас пустили и предоставили историю болезни. Диссертация у него по детской теме неотложных состояний, кажется, как-то похоже звучит.

— Он писал про моделирование. А не про то, что на самом деле.

— Ну… моделирование детских неотложных состояний — вот пусть он и смоделирует, что происходит.

Дэн покачал головой.

— Что-то мне подсказывает, он давным-давно уже ничего не моделирует, а просто читает лекции по бумажке и получает зарплату. Посмотри на него.

Теперь Вика стояла в пяти метрах от Базелевича и видела его мясистое с мелкими синими прожилками лицо. Денис был прав. Судя по всему, уже с утра он успел принять граммов сто пятьдесят.

— Чернышев заболел, у него температура. Поэтому он попросил вас перенести доклад. Моя же часть будет готова к концу недели, — сказала Вика тихим голосом.

Базелевич, кажется, не слишком удивился и даже не сильно рассердился.

— Понятно, — сказал он. — Во-всяком случае, это слишком сложное дело, чтобы пытаться решить его наскоком, чего вы так все любите. Что притихли? Не так что ли? Скачают реферат и несут мне, радостные и довольные. А тут случай сложный, с интернета не скачаешь. Да и жизнь, уж поверьте, будет постоянно ставить перед вами такие жесткие вопросы, что хочешь не хочешь, а придется искать ответы самим.

Группа и в самом деле затихла. Все ждали поток гневных излияний по поводу неуважения к предмету, халатного отношения, наплевательства — обычно так оно и было, если кто-то приходил неподготовленным.

— Садитесь, Ефимова, — сказал он. — Но тоже не затягивайте. А вы… — он обвел студентов тяжелым насупленным взглядом, — зарубите себе на носу: поспешный диагноз делает вас рабами собственного тщеславия. Остерегайтесь очутиться в плену иллюзий, основанных на книжной демагогии. Жизнь куда шире и разнообразнее учебников и ваших однобоких представлений о ней.

Студенты начали переглядываться. Подобных откровений им еще не приходилось слышать, особенно от педанта, допрашивающего на экзаменах с пристрастием — и не дай бог забудешь предлог в определении, — пиши пропало.

Вика села, спрятав руки под столом.

— Чего это с ним? — спросила тихо Анжела, делая вид, что не заметила состояние соседки по парте.

Вика пожала плечами. Она, кажется, уже знала, что будет делать. Не бог весть, какое решение, но… другого у нее не было.

— А Дэн правда заболел, или… — не унималась Анжелика. Ее большая грудь лежала на парте, приподымаясь в такт дыханию.

— Правда, ОРЗ у него. Температура под сорок, кашель и все такое. — Она забыла упомянуть про голоса.

— Понятно. Но судя по… — она кивнула в сторону Вики, — запаху, посидели вы вчера неплохо.

— Ай. Пара бокалов глинтвейна в «Свободе», думали поможет.

Так они и проговорили ни о чем до конца пары. Когда прозвенел звонок, группа выкатилась из аудитории быстрее сквозняка. Базелевич стоял спиной, вытирая с доски тему реферата «Одышечно-цианотические приступы у детей с тетрадой Фалло. Лечение».

Она спустилась по скрипучим ступеням опустевшей аудитории, остановилась в нерешительности, глядя на его огромную спину. Мятый пиджак колыхался в такт движениям руки и только теперь она уловила настроение тоскливой обреченности, с которой он смахивал мел с зеленой доски.

— Юрий Михайлович, — позвала она.

Он обернулся не сразу. Но когда все-таки повернулся, в уголках глаз она заметила (или может ей показалось?) блеснувшие бусинки слез, тотчас, впрочем, растаявшие.

— Ефимова? — казалось он удивился. Неужели был так погружен в себя, что не слышал, как она спускалась? — Вика… вы что-то хотели? — Он перестал стирать доску и там остались два слова: «ало. Лечение».

— Юрий Михайлович… я не знаю, как вам сказать… и по правде говоря, боюсь, что вы… не так поймете… но больше мне не с кем поделиться. Потому что… вчера кое-что случилось. Там.

Он посмотрел на открытую дверь аудитории — там сновали деловитые студенты, преподаватели с портфелями, посетители в верхней одежде, но никто внутрь не заходил, у него было свободное окно.

— Почему вы на меня так смотрите? — спросил он после короткой паузы. — Что-то случилось? Кажется, я пошел вам с Чернышевым навстречу. Если вы… думаете, что не справитесь без него… что ж, могу перенести на следующую неделю или когда он выздоровеет…

— Нет-нет, — сказала она. — Речь не об этом. Впрочем… ладно… — она вдруг вспыхнула, словно подумала о чем-то непристойном, перекинула черную сумку из кожзама через плечо и собралась к выходу. — Извините, я…

— Стойте, Ефимова! — остановил он ее. — Погодите-ка. — Базелевич спустился с приступка кафедры, вытирая ладони о пиджак. Его лицо, еще более крупное, красное, мясистое вблизи — подрагивало, он дышал прерывисто, как человек с большим лишним весом и кучей сопутствующих проблем. — А ну рассказывайте. Я вас так не отпущу. Что стряслось? Выкладывайте. Кто-то в больнице к вам плохо отнесся?