Наталья Тимошенко - Черная дама [СИ litres]

Вероника сделала шаг вперед. Один, второй… И стена будто отодвинулась.

– О боже! – выдохнула девушка, и в возгласе этом Саша услышала облегчение. Вероника выбралась.

– Что ты видишь?

– Мы в теплице, – ответила девушка. – В теплице, где Степан Андреевич хранит всякие саженцы, рассаду и семена для сада.

Саша по-прежнему оставалась в темной землянке, поэтому пришлось попросить Веронику как можно подробнее описывать все, что она видит. И это сработало. Она сама не понимала как, действовала интуитивно, но сработало! Пусть медленно, слишком медленно, но морок отступал, и она наконец тоже оказалась в теплице вместо землянки. Здесь было достаточно прохладно, но гораздо теплее, чем на улице, поэтому они не замерзли. Плюс адреналин подогревал кровь не хуже огня.

Саша вскочила с места и первой направилась к двери, но, открыв ее, тут же отпрянула назад.

– Что это? – взвизгнула Вероника, выглянув из-за ее плеча.

Очевидно, покинуть теплицу им не удастся. На улице было еще темно, черное небо усыпали миллионы звезд, и в их свете было хорошо видно, что весь двор заполнен воронами. Их было едва ли меньше, чем звезд. Они плотно, будто тля, облепили ветки деревьев, подоконники пансионата, крышу, сидели сплошным ковром на земле. И каркали. Беспрерывно каркали, заглушая практически все вокруг. Практически, потому что над этим карканьем из глубины школы неслась едва слышная мелодия скрипки.

Первые три часа Артем играл свободно, чередуя быстрые, стремительные композиции с медленными, во время которых давал себе отдохнуть. Перед ним на пюпитре лежала толстая пачка нот, специально подготовленная им и еще двумя парнями-скрипачами, но он почти не смотрел в них. В зале стояла полная тишина, напряженная, звенящая. Все замерли в ожидании, и едва ли кто-то, кроме Троекурова-Шумского, испытывал удовольствие от концерта. Полицейские аккуратно присели на край сцены, Иван опустился прямо на пол, и только Войтех с Мамонтовым продолжали стоять. И если Войтех периодически переступал с ноги на ногу, поскольку затекала спина, то Мамонтов, казалось, даже не шевелился, пристально глядя на сцену.

После часа ночи Артем заметно устал. Даже Войтех, несведущий в музыке, замечал, как он иногда ошибается и фальшивит. И каждый раз, когда это происходило, Артем странно дергался и сильнее сжимал смычок, нота выходила рваная, резкая. Войтех понимал, что каждая ошибка причиняет ему физическую боль и тем самым отнимает силы, и без того подходящие к концу. А ведь играть оставалось еще больше шести часов.

– Если он погибнет, я вас убью, – прорычал Мамонтов, когда Артем в очередной раз ошибся. – Надо было найти способ дать ему допинг, для чего я вас нанял?!

Войтех удивленно вздернул брови, но не стал напоминать, что Мамонтов нанял их для того, чтобы они нашли маньяка. Не стал говорить, потому что понимал: взволнованному отцу сейчас плевать на правду.

– Не думаю, что угрозами вы поможете делу, – вместо этого спокойно заметил он. – Как и не думаю, что Артему помог бы допинг. Мне кажется, ему нужно кое-что другое.

– Что? – машинально спросил Мамонтов.

– Ваша вера в него, – просто ответил Войтех. – Вы разве не заметили, как сильно он хотел, чтобы вы в него поверили, чтобы поддержали? Может быть, он скрипку взял только для того, чтобы доказать вам, что чего-то стоит. И от допинга отказался поэтому же. Чтобы в ваших глазах увидеть наконец гордость. Настоящую отцовскую гордость. Поверьте, это для него гораздо важнее допинга.

Мамонтов недоверчиво покосился на него.

– С чего вы взяли, что я им не горжусь?

– А разве иначе вы предложили бы ему допинг?

И снова правда была в том, что использовать допинг предложил Иван, а Мамонтов просто согласился, но Войтех намеренно так сказал, и, кажется, ему удалось донести главное. Мамонтов отвернулся к сцене, ничего больше не сказал, но Войтех чувствовал, что он поверил.

– Дайте ему понять, что гордитесь им, когда все закончится.

Сказать «если» не повернулся язык.

Прошло еще несколько часов. Артем играл теперь с каким-то остервенением, ошибаясь все чаще, но это, казалось, его только злило. Смычок взвивался в воздух будто бешеный, падал на струны камнем, выбивая из них незнакомую, но грозную мелодию. Это была мелодия прощания, Войтех не сомневался. Артем понимал, что сил почти не осталось, что до утра ему не доиграть, и не хотел проигрывать как слабак, не хотел брать последней композицией что-то легкое. Наверное, понял это и Мамонтов, потому что кулаки его сжались еще крепче, но в глазах впервые скользнуло что-то новое. Еще не гордость, но уже уважение. Его сын умирал, но не сдавался.

Почувствовал скорый конец и Троекуров-Шумский. Сделал полшага вперед, вышел из тени, довольно улыбаясь. Легонько взмахнул рукой, и что-то произошло. Только что полная тишина в зале, нарушаемая лишь льющейся мелодией, наполнилась шорохами. Шорохами тысяч крыльев. Войтех поднял голову и обнаружил, что потолок стал прозрачным и через него видно темное небо, усыпанное звездами, и в небе этом кружат вороны. Их было много, тысячи, десятки тысяч. Войтех поежился. Он не боялся птиц, но такое количество заставляло нервную дрожь пробегать по позвоночнику.

Директор перевел взгляд на Артема, и тот в очередной раз ошибся, рука со смычком безвольно опустилась вниз. Войтех инстинктивно дернулся к Троекурову, но тут же встретил его многозначительный взгляд, напоминающий о заложниках, и остановился. Артем с трудом поднял руку и снова коснулся струн. Взгляд его был затуманен, и он прикрыл глаза, больше не глядя в зал, продолжая доигрывать последнюю симфонию.

– Еще полтора часа, – прошептал рядом Ваня. – Он не продержится. Надо что-то делать.

В зале послышался шум. Войтех не сразу отличил его от шума кружащих над пансионатом воронов, но когда отличил, разглядел на одном из задних рядов движение. Кто-то поднялся с места и пробирался между одноклассниками. Это была Вика. Девушка, которую они искали ночью в лесу во время бала. Ни на кого не глядя, уверенно, не позволяя себя остановить, она шла по проходу к сцене. Поднялась по ступенькам, даже не взглянув в сторону директора, зашла за кулисы. Несколько мгновений спустя вышла оттуда, с трудом неся в руках огромную виолончель и небольшой стульчик. Директор нахмурился, но не тронулся с места. То ли решил посмотреть, что будет, то ли действительно не мог ничего сделать после того, как передал скрипку Артему.

Вика поставила стульчик в метре от Артема, установила виолончель и, подобрав момент, коснулась смычком струн. Со сцены в зал полился удивительный струнный дуэт, дополняющий друг друга, звучащий как единое целое. И – странно – звуки виолончели будто придали Артему сил. Его рука с зажатым в ней смычком запорхала увереннее, губы тронула легкая улыбка.