Йон Линдквист - Движение. Место второе

1886

КНУТ ЛИНДМАРК

ИНЖЕНЕР

Я подумал про щебень. Несколько раз во время строительства рабочие проходили Брункебергскую гряду, взрывали и раскапывали улицу Кунгсгатан, пробивали туннель в скале. А куда делся отработанный камень, миллионы тонн? Его сбросили в Меларен? Построили из него что- то другое?

Там, где я стоял тем туманным октябрьским вечером, было сложно представить себе кипучую деятельность, которая в разные годы творилась вокруг. Перевозки. Движение. Все для того, чтобы оставить это место для меня, и вот я стоял тут в одиночестве на лестнице, опершись на перила и рассматривая табличку, похожую на щит.

Возможно, успехи этого вечера ввели меня в состояние неуместного эгоцентризма, потому что мне казалось, что я чувствую в перилах вибрацию: в них эхом отдавались сотни лет усилий, которые привели к тому, что сейчас там стоял я. Казалось, ничто не исчезает, все просто трансформируется и двигается дальше, и небеса всегда со мной. Я отпустил перила и пошел вниз по лестнице.

Я решил не обращать внимания на то, что происходит в прачечной, но в тот вечер это было невозможно. Когда я вошел во двор, то заметил, что там горит свет. Оттуда слышались приглушенные звуки, природа которых не вызывала сомнений.

Я подошел к двери и прислушался. Казалось, что звуки доносятся не из самой прачечной, а откуда-то из глубины. Мне удалось не зазвенеть ключами, когда я осторожно открыл замок. Звук усилился, когда я вошел в первое помещение, в котором, конечно же, никого не было. Я осторожно закрыл за собой дверь, и, хотя, кроме меня, там никого не было, щеки залились краской.

В душевой занимались любовью. Нет, здесь нужно использовать другое слово. Там трахались. Жестко. Мужчина подвывал и стонал, а женщина ритмично вскрикивала, так что наслаждение было трудно отделить от муки. Из душевой чувствовалась привычная тяга. Я не сопротивлялся, а позволил себе подойти ближе, поэтому оказался впритык к двери, стоял там с пылающими щеками и слушал.

Я слышал, как тела с глухим звуком бьются друг о друга, слышал влажные чмокающие звуки, сопровождаемые бормотанием, стонами и криками. Эти звериные звуки было сложно расшифровать, но во время передышек слышались человеческие голоса, и я был практически уверен: это те двое, что продали мне телевизор. Замороженные. Мертвецы.

Мертвые тогда, но не сейчас. Я прислушивался к тому, как они трудятся друг над другом, и это было похоже на изнасилование. На фоне их воя был слышен другой звук, который вряд ли издавали их тела. Тихий плеск, который нарастал и спадал. Как будто кто-то наступил на лягушку и расквасил ее подошвой. Этот звук был более глубоким и следовал более медленному ритму, чем бешеные колотящиеся движения Пары мертвецов.

Я посмотрел на пол, и горло сжалось от подступившей тошноты. Линолеум покрывали лужицы крови, и в одной из них стоял я. Я стал задыхаться и приложил кулак к груди. Не забывайте, это был 1985 год, и коснуться крови означало то же самое, что коснуться радиоактивного вещества, если не хуже.

На экстренных вызовах полицейские надевали толстые перчатки, а помещения, где находились ВИЧ-инфицированные, обрабатывались едкой кислотой. Кровь означала смерть, а я в ней стоял.

Наслаждения и муки Пары мертвецов близились к кульминации, но этого я уже не слышал. Прижав саквояж к животу, я попятился к входной двери, оставляя за собой неровный кровавый след. Когда вышел во двор, не обратил внимания на то, что дверь в прачечную опять хлопнула.

Я пошел к своей лестнице, снял ботинки и оставил их во дворе. Когда зашел в дом, вымыл руки и убедился, что под ногти не попало смертоносных частичек крови.

Я боялся, но всё-таки понимал, что отреагировал чересчур бурно. Из-за того, что просто находишься рядом с кровью, заразиться невозможно. Я умылся холодной водой и почти убедил себя, что беспокоиться не о чем, но тут раздался стук в дверь.

Я вцепился в умывальник и замер, почти не осмеливаясь дышать и, как ребенок, внушая себе: «Меня здесь нет». В дверь опять постучали, на этот раз сильнее. Повинуясь еще более детскому инстинкту, я запер дверь в туалет, чтобы между мной и тем, кто стучит, было две запертые двери.

Это могли быть только Мертвецы. Никто раньше не стучал в мою дверь. Они заметили кровавые следы и мои оставленные ботинки. И пришли схватить меня, чтобы… Страх обычно пробуждает детские реакции, и теперь проявилась еще одна. Когда стук в дверь раздался в третий раз, в голове закрутились строчки непристойной песенки, которые пели попеременно девушки и юноши на студенческих вечеринках прошлых лет:

ДЕВУШКИ:

Кто это стучится в двери к нам,

Кто это стучится в двери к нам,

Кто это стучится в двери к нам? —

Спросили юные красотки.

ЮНОШИ:

Это мы с ребятами пришли сейчас,

Чтобы вместе отыметь всех вас, —

Отвечал им скаутский вожак,

Вожак по имени Фрассе.

Я не хотел знать, что Пара мертвецов желает со мной сделать. Песенка про скаутского вожака Фрассе сливалась со звериным воем, который я слышал в душевой, и я легко мог представить себе самое худшее, поэтому крепко вцепился в умывальник и ждал, когда все закончится.

Стук прекратился, но я не услышал шагов вниз по лестнице, так что остался стоять на месте. Только через несколько минут я осмелился максимально бесшумно открыть дверь и выйти из туалета. В комнате ничего не изменилось, входная дверь выглядела как обычно, в окно никто не заглядывал. Да, мной по-прежнему руководил ребенок, когда я все это проверял. Мне не оставалось ничего другого, как сесть за письменный стол и положить руки на столешницу.

Взгляд мой зацепился за шрам на правой руке. Я часто закатывал рукава во время выступлений, потому что многие люди ошибочно полагают, будто именно в рукавах фокусники прячут разные предметы. Иногда кто-то спрашивал про шрам, и я всегда врал, говоря, что в детстве со мной произошел несчастный случай или что-то вроде того.

Посидев в одиночестве, я осознал: в том, что с мной происходит, виноват этот крест. На мне стояло клеймо, я был избранным – я до тебя доберусь, и теперь оно меня настигло, подобно псу Тиндалоса [13] Псы Тиндалоса – существа из «Мифов Ктулху», впервые упоминаются еще у самого Г. Ф. Лавкрафта. , который преследует свою жертву через время и пространство, чтобы сожрать.

Интуиция – странная вещь. В один миг где-то в недрах бессознательного соотносятся между собой несколько внешних раздражителей – и вот вы приходите к определенному убеждению без помощи рассудка. Таким образом, я никак не могу объяснить, какие синаптические связи привели меня к выводу, что шрам на моей коже и то, что произошло в душевой, связаны между собой. И очень жаль, что не могу: потом оказалось, что я был прав.