Ши Эрншоу - Зимняя Чаща

Мотылек, которого я видела в лесу. Белый мотылек с изодранными крылышками и черными блестящими бусинками глаз. Предупреждающий, тревожный знак.

И я знаю, что он означает. Я знаю, что приближается.

Мой взгляд скользит по стене над моей головой, где пришпилены предметы, принесенные мной из леса. Кусочки мха и сухие кленовые листья, вороново перо и скорлупа разбитого сорочьего яйца, семена ирги и другие собранные под деревьями вещи. К потолку головками вниз прикреплены на стебельках десятки высушенных лесных цветков. Они, покачиваясь, сыплют мне на подушку свою пыльцу. Это очень хорошо – принести в дом частицу леса и позволить лесу наблюдать за тобой, когда ты спишь. Эти лесные вещицы защищают меня и навевают хорошие сны.

Но только не сегодня.

Даже при открытом окне, сквозь которое залетают и собираются на полу снежинки, мне жарко под своим легким одеялом. Я потею так, что щека прилипает к подушке.

В полусне, в лихорадочных видениях у меня появляется странное ощущение, что утром Оливер исчезнет. Растает, словно снеговик.

Очередная уловка леса. Его игры.

Словно и не было никогда никакого парня по имени Оливер.

Флоренс Уокер родилась в 1871 году под Зеленой луной летнего солнцестояния.

К тому моменту, когда она сделала свой самый первый вдох, на подоконник слетелись вороны. Они и впредь сидели, сложив крылья, на подоконнике детской комнаты Флоренс и сторожили ее сон.

В день свадьбы Флоренс на стоявшую неподалеку березу уселся воробей с белым хохолком и спел такую чудесную песенку, от которой у всех, кто там присутствовал, сжалось сердце. «Она птичья ведьма, – говорили о ней. – Птицы исполняют все ее приказания».

Но птиц к ней просто привлекала ее ночная тень.

Флоренс всегда держала у себя в карманах семена подсолнуха и оставляла их пригоршни на камнях вдоль кромки озера. А когда она надевала свое желто-абрикосовое платье, семена сыпались из дырки в кармане, оставляя тонкий след повсюду, где проходила Флоренс. Она шептала птицам предзнаменования, а они в ответ делились с ней секретами ее врагов.

Позднее при жизни Флоренс построенный среди деревьев дом Уокеров постоянно был полон щебетом зябликов и пятнистых тауи. Они жили в доме, днем сидели на потолочных балках, а ночью спали, сгрудившись вокруг раковины в ванной.

Умерла Флоренс в возрасте восьмидесяти семи лет от тяжелой болезни, которая называется туберкулез.

Когда Флоренс была при смерти, на раме ее окна всю ночь сидела сова и кричала до тех пор, пока больная не издала последний, похожий на птичий щебет, хрип и замерла навеки.

В саду до сих пор можно видеть ворону, которая прыгает между грядок с чесноком и геранью, ища червячков. У этой птицы глаза Флоренс.

Одна пригоршня птичьего корма

Облачко сапфирового дыма

Сорвать рядом с садовыми воротами два цветка клевера

Прищелкнуть языком и три раза произнести имя Флоренс Уокер. На голове должна быть надета панама.

Со лба катятся капельки пота, и я ногой отбрасываю одеяло в сторону. Мне жарко и думать я ни о чем не могу.

В окно спальни сочится бледный мутный утренний свет, а Фин сидит рядом с лестницей и тяжело дышит, высунув язык – ему тоже жарко. В висках легонько пульсирует боль – из-за того, что я не выспалась. И тут я вспоминаю парня, из-за которого я не выспалась. Парня с полными губами и такими глубокими глазами.

Я выбираюсь из кровати, чувствуя легкое раздражение. У меня слегка кружится голова. Фин следом за мной спускается вниз – нам обоим необходимо глотнуть свежего воздуха. А мне, кроме того, нужно еще отделаться от лихорадочных снов, которые никак не отпускают меня.

Когда мы с Фином спускаемся вниз, я резко останавливаюсь.

Огонь в печке почти погас, лишь слегка светятся угольки, присыпанные золой.

На диване лежит груда одеял, подушка смята, видно, что на ней спали.

Но самого Оливера Хантсмена нет.

Я открываю входную дверь и выбегаю на снег – холодный воздух наполняет легкие, мороз кусает за кончики ушей. В груди зарождается тревога.

Нет, я вовсе не беспокоюсь за Оливера. Просто начинаю сомневаться, а был ли он здесь вообще? Не придумала ли я его – Оливера Хантсмена, сделанного из снега и ночных звезд. А как только на небе взошло солнце, он взял и растаял.

Я стою на террасе, ищу отпечатки на снегу, какой-нибудь намек, что парень исчез в ночи. Возвратился в Чащу.

А затем я вижу.

Среди деревьев, растущих между домом и замерзшим озером, появляется фигура, мелькающая среди падающего с угольно-черного неба снега. У меня перехватывает дыхание и бегут мурашки. Это он.

На Оливере та же одежда, в которой он был вчера, только высохшая за ночь. Возможно, виной всему мутный утренний свет, в котором все видится странно, но выглядит Оливер каким-то решительным, словно приготовился отправиться в дорогу. Продолжить опасное путешествие, из которого ему не хочется возвращаться.

Почувствовав, очевидно, на себе мой взгляд, Оливер оборачивается, и в его руке я вижу холщовый мешочек с травами, который подложила ему, пока он спал.

Его прищуренные изумрудные глаза смотрят на меня, и я замечаю напряженность, которой не могу понять.

– Ты в порядке? – спрашиваю я, подойдя к краю крыльца, но мои слова кажутся лишними, они растворяются в холодном сухом воздухе, едва успев слететь с моих губ.

– Мне нужен был свежий воздух, – говорит он, переминаясь с ноги на ногу. – Я надеялся, что солнце, может быть, появится.

Оливер поднимает взгляд в небо, которое затянуто темными тяжелыми облаками.

«Возможно, он думал, что солнечный свет согреет, вылечит его, – думаю я. – Прольется бальзамом на его голову. И в одно мгновение чудесным образом вернет ему память».

Оливер продолжает сжимать мой мешочек с травами. Он опускает глаза, смотрит на мешочек и морщит брови, словно не может вспомнить, что это такое.

– Я сделала его для тебя вчера ночью, – поясняю я и неожиданно смущаюсь. Колдовские травы от девчонки-ведьмы. Я Уокер и никогда не желала быть кем-то еще, но мне одновременно не хочется, чтобы он смотрел на меня так же, как дети в школе или мальчишки из лагеря. Так, будто я монстр – странное, мрачное создание с безжалостным сердцем. Я хочу, чтобы Оливер видел во мне только девушку, и ничего больше.

– Это поможет отогреть тебя, – добавляю я, словно мешочек с травами – обычная вещь вроде столовой ложки клубничного сиропа от простуды, который дают перед сном.

Но тем не менее он, кажется, успокаивается.

– С этим мешочком нужно проспать следующие две ночи, – говорю я, хотя не уверена, если честно, что он сохранит этот странный мешочек с остро пахнущими травами.