Ши Эрншоу - Зимняя Чаща

Я облегченно вздыхаю, мое сердце возвращается на свое обычное место, но тут Фин бросается вперед и, перемахнув через поваленный ствол, исчезает в кустах, преследуя мотылька.

– Нет! – кричу я. Кричу слишком громко, мой голос эхом проносится в заснеженных вершинах деревьев. Но Фин не останавливается. Он продирается сквозь густой подлесок и пропадает в темноте.

Проклятье, проклятье, проклятье.

Если бы Фин погнался за каким-нибудь другим, не костяным мотыльком или волком, я не стала бы его удерживать. Побегает в заснеженных горах денек-другой и вернется домой.

Но костяной мотылек – дело другое, он означает что-то жестокое, злобное, плохое. Поэтому я бросаюсь вслед за Фином.

Погоня заводит меня в самую глухую часть леса – мимо растущих под странными углами деревьев, вниз по крутому склону, где мои сапоги то и дело скользят, и мне приходится хвататься за древесные стволы, чтобы удерживать равновесие, где каждый мой шаг по промерзшей земле отдается гулким громом. Я произвожу слишком много шума. Слишком громко себя веду. Лес проснется, я это понимаю. Но не замедляю свой бег. Не останавливаюсь.

Фина я теряю из вида, когда он исчезает за двумя поваленными деревьями.

– Фин, ко мне! – чувствуя колющую боль в сердце, зову я, стараясь звучать как можно тише. На глаза наворачиваются слезы, затуманивая взгляд. Меня начинает охватывать паника, я хочу кричать, звать Фина, но сдерживаюсь. Ни в коем случае нельзя разбудить лес: если это случится, ни мне, ни Фину отсюда уже не выбраться.

И вдруг я вижу его: виляя хвостом, Фин стоит среди деревьев в нескольких шагах от меня. Мое сердце ударяется о ребра.

Он ведет меня дальше в Чащу, в места, где я никогда прежде не бывала. А впереди, указывая путь, мотылек – тощее тельце, белые, истрепанные по краям крылья, – порхает среди снежинок, медленно и задумчиво, словно никуда не спешит. Затем он устремляется в небо, вспыхнув белой точкой на фоне черного полога леса, и исчезает среди деревьев.

Я осторожно подхожу к Фину и касаюсь его уха, чтобы удержать от погони за мотыльком. Но он обнажает зубы, рыча.

– Что там еще? – тихо спрашиваю я.

Фин поводит ушами, нервно, часто дышит, низкий утробный рык поднимается из его груди.

Здесь что-то есть.

Зверь или тень с крючковатыми когтями и мрачными глазами-щелками. Тварь, которую лес питает, которую прячет, – что-то, что я совершенно не желаю видеть.

Мои руки дрожат, к горлу подкатывает комок. Словно из пепла.

Я ненавижу рождающееся внутри чувство. Отвратительного страха. «Ты Нора Уокер», – напоминаю я себе. Я та, о ком перешептываются, та, из-за которой люди дрожат от страха и видят кошмары.

Я сглатываю, высоко поднимаю подбородок и делаю шаг вперед. Сюда нас привел мотылек. К чему-то, что я пока не могу увидеть. Я обвожу взглядом тьму вокруг – ищу, не блеснут ли где-нибудь из Чащи внимательно наблюдающие за мной глаза.

Ничего нет.

Тряхнув головой, я резко выдыхаю, поворачиваюсь к Фину и в этот момент задеваю ногой за что-то твердое, лежащее на земле.

Прищурившись, всматриваюсь себе под ноги.

Снежный холмик. Рукав куртки, кажется мне. Носок ботинка.

А затем я вижу. Вижу!

Руки.

Передо мной, посреди Чащи, лежит занесенное снегом тело.

Снежинки собрались на замерзших ресницах.

Закрытые глаза, словно два тонких полумесяца. Бледные губы слегка приоткрыты в ожидании ворон.

Даже воздух среди деревьев вдруг сделался неподвижным, как в склепе, словно это тело – жертвоприношение, к которому не следует притрагиваться.

Какое-то время я стою и, моргая, смотрю на труп. Бегут секунды. Сердце подкатило к самому горлу. Но с моих губ не слетает ни звука: я не плачу и не зову на помощь. Стою и не шевелясь смотрю на мертвеца. Мысли замерли, в ушах звенит и как-то странно потрескивает – будто к моей голове поднесли радиоприемник. Я наклоняюсь ближе к трупу, и деревья колышутся у меня над головой. На мгновение я представляю, как все деревья, вырвавшись из земли, перевернулись – корни в небо, а вершины в землю.

Прежде мне доводилось видеть в лесу мертвых птиц, а однажды я даже видела мертвого оленя с рогами, все еще прикрепленными к дочиста обглоданному черепу. Но никогда ничего подобного. Никогда я не встречала мертвого человека.

За моей спиной тихонько воет Фин, но я не оборачиваюсь. Не могу оторвать глаз от трупа, словно боюсь, что стоит мне посмотреть куда-нибудь в сторону, и он исчезнет.

Я сглатываю и опускаюсь на колени прямо в снег. Глаза щиплет от холода, но мне необходимо знать.

Это он? Тот парень из лагеря, который пропал?

Его лицо припорошено снегом, темные волосы смерзлись в твердую шапку. Никаких ран я не замечаю. Ни травм, ни крови. И находится он здесь совсем недавно, иначе его бы вовсе не было здесь. Видите ли, мертвые в горах долго не залеживаются, особенно зимой. Первыми их находят птицы и спешат урвать хоть что-нибудь до появления волков, которые растаскивают кости на мили вокруг, оставляя на месте умершего едва заметный след. Лес справляется с мертвецами эффективно и быстро. Не оставляя ничего, что можно было бы хоронить или оплакивать.

Легкий ветерок пробегает среди деревьев, сдувая снег со лба парня, с его щек и бледных губ. У меня встают волоски на затылке.

Я поднимаю из снега свою руку, подношу пальцы к раскрытой ладони парня. Мне любопытно, но при этом я дрожу от страха.

«Я не должна прикасаться к нему», – думаю я, но все равно опускаю руку. Хочу почувствовать холодную кожу, свинцовую тяжесть мертвого тела.

Касание.

Но его рука не затвердела. И вздрагивает под моими пальцами.

Он не умер.

Он еще жив.

Приподнимаются веки, и я вижу его глаза – яркие, зеленые. Живые. Он кашляет, и в тот же момент его пальцы крепко сжимаются вокруг моей руки.

Я взвизгиваю. Звук получается сдавленным и сразу гаснет среди деревьев, но Фин моментально оказывается рядом – хвост поднят, нос жадно втягивает новый запах ожившего парня. Я отдергиваю руку и пытаюсь подняться, но мои ноги подкашиваются, и я опрокидываюсь на спину в снег. «Беги!» – отчаянно кричит мне сердце. Но прежде чем мне удается встать, парень перекатывается набок, закашливается, закрыв ладонями лицо. Пытаясь дышать.

Живой. Не мертвый. Он ловит ртом воздух, у него теплая кожа, он держит меня за руку. Живой. У меня пересыхает в горле, я не могу заставить себя в это поверить. Я уверена, он мне снится. Но парень продолжает судорожно втягивать воздух, кашляя после каждого вдоха так, словно его легкие были полны воды.

Я снимаю с плеча рюкзак и достаю фляжку горячего можжевелового чая. «Он спасет тебе жизнь, если ты когда-нибудь потеряешься , – говорила бабушка. – На можжевеловом чае несколько недель продержаться можно» .