Юрий Петухов - Проклятый [= Журнал «Приключения, фантастика» Выпуск 1.2000 ]

Диоклетиан долго не мог успокоиться. Он сидел на краю ложа, дрожал, глаза его были безумны, вспомнив про наложницу, он снова схватился за меч. Но ослабевшая рука не удержала оружия, меч выпал. Девушка отползла по мраморному полу в угол, укрылась с головой бархатной портьерой. И все же она подсматривала в щелку. А смотреть было на что, казалось, новоявленный император умирает: он опять начал биться в конвульсиях, хрипеть, выкрикивать что-то неясное… Девушка ничего не могла понять. Но когда она случайно поглядела вверх, то увидала на сумрачном подрагивающем от мигания свечей потолке восковое женское лицо — оно было огромным, раза в четыре больше, чем обычное. Глаза на этом лице были стеклянно-зелеными, застывшими, из краешка плотно стиснутых губ сочилась кровь. «Изыди! Убирайся прочь! — завопил Диоклетиан. — Я не хочу тебя видеть!» Но лицо не исчезало. Только глаза стали оживать, наливаться неземным огнем, кровью, отблесками какого-то ослепительно-желтого пламени. «Прочь, Вифиния! Прочь!» С Диоклетианом случилась самая настоящая истерика — он бился головою об пол, катался по бесценным персидским коврам, совал лицо и руки в пламя свечей, раздирал ногтями кожу, рыдал, хохотал, пытался заколоться кинжалом… А лицо тем временем становилось все более выпуклым, отделялось от потолка, опускалось вниз. Появились длинные и тонкие белые руки, они тянулись к беснующемуся, но не дотягивались. «Нет! Я не уйду, Диоклетиан! Мне нужна кровь — твоя кровь!» Женский призрак опустился на ложе, теперь он был размерами с обычную крупную высокую женщину-патрицианку. И ничего призрачного в ней не было — только плоть ее была мертвенно-белой, а глаза горящими, прожигающими. «Дай мне жертву! Или иди сам сюда!» Покойница вытянула руки перед собой. Но Диоклетиан опередил ее — он бросился к бархатному занавесу, схватил умирающую со страху наложницу, подтащил к ложу, бросил к ногам покойницы. Но та даже не поглядела на девушку «…или иди сам!» — вновь прошептали ее губы. Диоклетиан отшвырнул наложницу ногой — в нем вдруг проснулись потаенные силы, он стал необычайно подвижен, силен, сообразителен. А наложнице казалось, что это не явь, а страшный кошмар. Но какая-то неведомая сила не давала ей отвести или закрыть глаза. Тем временем Диоклетиан схватился за шнур у ложа, трижды дернул… и тут же из-за двери выскочили четверо здоровенных парней из его гвардии преторианцев. Троих он тут же выставил обратно, одного оставил, указал рукой на покойницу Вифинию. Преторианцу не надо было ничего объяснять — он львом бросился вперед, коротко взмахнул мечом… и вдруг выронил его, замер, а потом начал медленно расстегивать доспехи, стягивать одежды. Через минуту он был совершенно гол. Покойница встала и положила ему руки на плечи, притянула к себе. Потом она медленно, задом, не выпуская жертвы, подошла к ложу, легла спиной вниз, опрокинула на себя оцепеневшего парня, находящегося в полубессознательном состоянии, широко раскинула ноги и, томно изгибаясь, покачиваясь, свела их у него за спиной. Гвардеец двигался ритмично, словно заколдованный, то убыстряя свои движения, то замедляя их, полностью подчиняясь воле сластолюбивой покойницы. Любовная игра продолжалась долго. И закончилась она неожиданно: оба любовника поднялись на ложе в полный рост, причем лишь он стоял на ногах, а она продолжала обвивать его талию своими ногами, висеть на нем. Но когда она немного откинула голову назад, будто залюбовавшись красивым кудрявым парнем, наложница увидала, как из полуоткрытого пунцового рта выдвинулись вперед четыре длинных белых клыка… Следующее произошло мгновенно — клыки вонзились в шею гвардейца, хлынула кровь. Но сам парень будто не замечал ничего, он продолжал сжимать, оглаживать женское тело, продолжал ритмично покачиваться… лишь ноги его стали вдруг ослабевать, подгибаться. Но они держали обоих до поры до времени, а затем покойница резко развела свои длинные полные ноги, встала на ложе, теперь уже она склонялась над своею жертвой. И чем меньше крови оставалось в венах и артериях гвардейца, тем безвольней становилось его тело — пока оно не замерло бездыханно на скомканном покрывале. Покойница оторвалась от шеи, еле заметно облизнулась, задрала голову вверх, тряхнула разлетевшимися волосами и взревела совсем не по-женски, звериным рыком. После этого она как-то странно улыбнулась Диоклетиану. И пропала.

В исступлении новоявленный император сбросил на пол тело своего охранника, потом набросился на наложницу, избивая ее ногами, вкладывая в удары всю свою огромную силу. Он бил девушку до тех пор, пока та не потеряла сознание.

Очнулась наложница ночью на трупах. Рядом с ней лежал знакомый гвардеец. Она не сразу сообразила, что лежит в трупном рве за северными пределами дворца — в этот ров обычно сбрасывали трупы воров, убийц, прочих преступников, казненных, а также тех, кто становился жертвами ночных грабителей или же опивался, обкуривался до смерти. Более суток она лежала во рву и не могла найти в себе силы, чтобы вырваться из него. К полудню третьего дня она тихонько выползла изо рва. Неделю отлеживалась в Священной роще. Потом жила около года в притоне у старой карги, торговавшей женской плотью. Умерла она, не выдержав перенесенного потрясения, несмотря на то, что все телесные раны на ней благополучно зажили. Перед смертью она поведала о случившемся.

Странное явление покойной Вифинии Диоклетиану было странным лишь для юной наложницы. Предыстория отношений Диоклетиана и Вифинии полностью раскрывает очередную тайну. Вифиния была одной из последних свободных и богатых любовниц Диоклетиана. Они жили вместе не менее полутора лет. Затем Диоклетиана полностью покорила иная страсть — растление пяти-шестилетних девочек, он перестал интересоваться женщинами, в том числе и Вифинией, обладавшей необузданной патологической похотью. Еще когда они были пламенными и нежными любовниками, Диоклетиану приходилось мириться с маленькими причудами возлюбленной: он лишь завершал ее пиршество плоти, которое начиналось с преторианцев-телохранителей, поочередно сменявших друг друга на ложе Вифинии. После сорока-сорока пяти предварительных любовников, когда она чувствовала, что наступает предел страсти насыщения, она звала Диоклетиана. А чаще он сидел там же, в ее спальных покоях и наблюдал с самого начала за любовной многоэтапной вакханалией. И всегда он становился тем завершением, которое на какое-то время смиряло похоть Вифинии. Она уже не могла обходиться без него. Если он не приходил, менялись десятки крепких парней, но они не могли погасить бушующего в ней пожара любовной жажды — болезнь становилась беспощадной, исступляющей. И вот он оставил Вифинию совсем. Он бросил ее. Это была для нее страшная трагедия. Трижды она накладывала на себя руки. Трижды ее спасали, откачивали. Потом она пришла к нему — бледная, измученная. Он предавался своей новой страсти, нисколько не стесняясь, что она все видит, страдает. Более месяца по ее приказу выкрадывали всех девочек, с которыми Диоклетиан проводил время, душили их, затем сжигали. Но это не приносило покоя. А сам будущий император, казалось, не замечал пропаж — ему поставляли все новых и новых… И тогда она пришла еще раз. На этот раз встреча закончилась скандалом, дракой. Она исцарапала ему все лицо, разорвала одежды, прокусила насквозь ухо… все завершилось в постели. Но наутро он пинками согнал ее с ложа. И посоветовал, чтобы укротить страсть, идти в лагерь к легионерам. И она поняла, что это все, что больше встреч не будет. Именно в ту пору разгул в армии достиг наивысшей точки — легионеры уже не удовлетворялись просто насилованием захваченных женщин, они их терзали до смерти, до утра не доживала ни одна из жертв.