Андрей Уткин - Куклы вуду [СИ]

— В платьице?! Вы с ума сошли? На улице минус двадцать!

— Нет, я просто…

— Что вы там мямлите? Вы скажите четко! Что она сейчас делает.

— Я хотела сказать, чтоб вы не пугались… Ну, в общем, она забилась под подъезд, под лестницу… Ее оттуда не вытащить, потому что между ступеньками очень узкая щель…

«Стерва! — не могла Маринина мама озвучить такое через телефон, — это у тебя очень узкая щель — до сих пор никого не было, ни мужика, ни бабы».

— Не может быть! — прокричала она вместо того, что чуть с языка не сорвалось.

Девочкина мама едва удержалась на ногах. Еще немного и она потеряла бы сознание. Дело в том, что она не ожидала, что няня ответит ей именно такое. Она думала, что эта пустоголовая когда-то давно (тыщу лет назад) видела ее девочку. Да точно и не запомнила, ее лицом была та обмороженная образина или просто маской.

— Но я не хотел вам просто говорить! — прокричала нянечка.

«Ну да, — должна была подумать мать, — мне просто повезло, что ты вообще со мною поделилась! Что не наплевала на меня! Спасибо ваше величество, на хрен!» Но, когда она такое (ТАКОЕ) услышала, то забыла про весь сарказм (она с тех пор, как у нее не стало единственного дитя, горе глушила водочкой, поэтому сарказму в ней наросло, как снежинок на ком), тут же понеслась, в чем была, к выходу из подъезда.

И выскочила буквально в одной пижаме.

— Где она?! — провыла мать.

— Да вон, — тычет нянечка под лестницу подъезда. — Ключи мои забрала!

— Доченька! Мариночка!! — запричитала она.

— Я говорю, — продолжила няня начатое по телефону, — что не хотела вам этого говорить.

— Чего? Того, что дочку мою испугали?! И она под лестницу забилась.

— Нет. Про ее лицо.

— А что — лицо?

— У нее лицо чудовища.

— Что-о?! — показалось матери, что она ни черта не расслышала.

— Ну, такое… Как в фильмах ужасов показывают.

— А вы уверены вообще, что она там? — как-то недоверчиво заговорила девочкина мать. Ей показалось, что тетка под чем-то. Хрень несет.

— В смысле, не там?!

— Ну, может, показалось, приснилось.

Ей не хотелось использовать более точное определение: «вы упоротая».

— Милочка! — появился и в голосе няни гонор, — я вам говорю не про то, что мне приснилось или я под грибочками — увидела что-то не то. А про то, что у вашей доченьки лицо, как у людоеда! Вы что, тупая и не понимаете?!

— Мама! Это ты?! — донеслось из-под лестницы.

— Мариночка! — отвлеклась ее мама от тетки. Еще немного и эти особы начали бы портреты друг у дружки разукрашивать.

— Ну, вот, видишь? Курица тупая!

В то время, пока спесивая и несдержанная няня выражалась, девочка показала свое лицо. Это же увидела и няня. Лицо совершенно нормальной девочки. Не так, как выразилась «старуха» — лицо людоедки (наверно, нянечка видела, что у девочки весь подбородок кровью измазан, или так, что с него капает).

— Ну, и что я?! — не отставала нянечка от женщины. — Я под грибочками, да? Мне приснилось?!

— Я не говорила, что ты под грибочками. Это твои сугубо личные инсинуации.

— То есть, ты хочешь сказать, что ты совсем ничего не говорила!

— Это ты говорила!

— И про что это я говорила?

— Про то, что у нее с подбородка капает кровь.

— Я?! Кровь?!

— Ну, ты сказала, что у нее лицо, как у людоедки!

— И что?! А кровь-то тут при чем?

— А при чем здесь то, что я сказала, что ты под грибочками?

— Ну, ладно. В этом я была не права. Я сознаюсь, что я оплошала. Но, а всё-таки, при чем здесь кровь?

— А как еще по-другому определить, что человек похож на людоеда.

— Ну, в принципе, да, вы правы, — перешла няня опять с нею на «вы». Обменялись любезностями и поутихли.

Только няня сказать хотела совсем не это. Не то, что с подбородка капает кровь. Она хотела сказать, что у девочки было лицо, как у ходячего мертвеца. Черные круги вокруг глаз, всё такое… Но сейчас девочка выглядела так, как будто она не пропадала больше полугода назад. Или, если пропадала, то ее кормили всё это время.

Марина, конечно же, вернула няне ключи. Но из-под подъезда она не с пустыми руками вылезла. При ней был целлофановый пакет черного цвета. Мама на это внимание не обратила, поскольку няня тут же прикопалась с ключами.

— Мариночка, ты брала ключи у этой тетеньки?

— Нет, не брала, — ответила девочка. — Может, ей показалось. Ну, там, приснилось.

— Вы что, сговорились? — выпалила «тетенька» на счет «приснилось». Мол, сначала мама обвиняет, что у той галлюники. Теперь — ее дочурка.

— Я хотела сказать, что, может быть, они у нее. Ну, ключи.

И няня пошарилась-пошарилась, да выудила связку ключей.

— О, господи! — полностью переключилась мать с этой тупоголовой на ребенка, — тут же ледяной ветер! А ты в легком летнем платьице…

Она хотела сказать, что сама, в своей пижамке, замерзла как цуцик.

И они оставили ее одну. Мать так заболталась, что даже и не вспомнила, что, если б няня не увидела эту девочку, то та «замерзла» бы еще сильнее. То есть, хоть бы спасибо сказала. Но куда там: гордыня стирает столь «мелочные» воспоминания. Умеет, так сказать, отделять зерна от плевел.

— Мама! — неожиданно вспомнила дочурка, когда они отгородились от «этой склочной бабы» подъездной дверью, — смотри, что я нашла! Это под подъездом лежало!

— А что в этой сумке?

— Денежки, мам!

— Денежки?!

— Ну, да! — потрясла она, в следствии чего послышался звон монет. Должно быть, какой-то нищий прятал под подъездом все свои сбережения. Мама хотела уже было открыть рот, но дочка оборвала ее:

— Мама, ты не поверишь, но я могу его удвоить!

— Это как это?! — тут же загорелись у мамы глаза от сильного предвкушения. Потому что быстро заработала голова…

— Я могу укусить этот пакет и его станет двое!

— Укусить?!

— Ну, мы так часто делаем: кого-то кусаем и их становилось двое. Потом, если еще укусить, то трое уже будут. Это же классно, мамочка?! Как тройняшки!

— А ну-ка, проверь, — не верила мамаша после ерунды, которую дочурка ей тут наплела. — Сделай так, чтоб было два мешка с мелочью.

— А, я поняла, — ехидно захихикала девочка, — ты мне не веришь!

И она поднесла к своему лицу этот мешок…

— Фу! Выбрось! — машинально вскрикнула мамаша, — он же с помойки! Этот вонючий оборванец лапал его своими немытыми руками…

— Мама! Деньги же не пахнут! Забыла?

— Я говорю…

— А ты говоришь: вонючий мешок…

И она вцепилась зубами в этот целлофановый пакет. Мать все равно паниковала — пыталась вырвать его из рук непослушной дочери. И вырвала уже, ведь, но у дочери в руках все равно остался данный черный пакет. То есть, и у матери пакет с мелочью в руках, и у дочери.

— Ну что, теперь поверила?! Теперь их уже два! Считай…