Амрита Кели - Кайвалья

Она знала, что может ничего не говорить, он все знает – в ее голове танцевали электрические разряды, короткие ослепительные вспышки, когда она сидела рядом.

«Я благодарна за то, что мне позволено находиться здесь. Я видела, что в одной из прошлых жизней была спасена Матсьей от великого потопа, и, верно, это большая милость, которой я не была достойна ни тогда, ни сейчас. Я знаю, что должна делать. Единственное, что может помочь. Я прошу у Вишну лишь одного – забрать мою душу и отправить туда, куда Он пожелает, пускай даже на адские планеты, но дать жизнь всем, кто должен будет погибнуть в предстоящей катастрофе. Дать им возможность все исправить, спасти их от страданий. Я готова страдать за них столько, сколько это необходимо, жизнь за жизнью. Только, пожалуйста, пусть они живут, пусть все они живут!».

Он легонько кивнул, и Нандини закрыла глаза…

Он толкнул дверь и оказался в небольшой комнате с темно-зелеными стенами.

– Сними обувь, – раздался голос откуда-то из глубины комнаты. Там в позе лотоса сидел почти обнаженный мудрец – только нижняя часть его тела была закрыта небольшим куском материи. Ясон скинул кроссовки, и теперь его стопы ступали по вязкому, прохладному песку.

– Ты не должна была останавливать его, Асури, – снова зазвучал голос.

– Я знаю, знаю, учитель… – Ясон почувствовал, что его голос изменился, а на ноги теперь была намотана материя, похожая на юбку. Из глаз ползли слезы. Вокруг стало совсем темно.

Иша упала на колени. Все плыло перед глазами, мысли путались, и ум не мог найти точку опоры. Она больше не видела ничего вокруг себя.

– Но почему я? Что я мог изменить?

Голос мудреца звучал мягко, но отстраненно, как будто их разделяли сотни километров:

– Ты? Ничего, сам ничего. Было бы неверно считать, что простой мальчик Джагай, сын мудреца Митры Муни, который подвергся проклятию из-за неверного поведения, мог бы спасти Вселенную от неизбежной катастрофы. Но ты нарушил правила, поддавшись чувствам, и поступил неправильно.

Если бы ты ушел со мной, как и должен был, то и ты, и все твои близкие, все, кто так дорог тебе, вышли бы из бесконечного колеса сансары и отправились бы в духовный мир. Но вместо этого вы снова и снова рождаетесь, а Нандини следует за вами в разных обликах, пытаясь исполнить свою миссию – вернуть вас обратно. Тебе был дан шанс в теле Хары искупить свою вину, прожить достойную жизнь, но ты снова поступил по-своему…

Что-то вспыхивает в глазах, и вот теперь они видят, что время течет, рвется сияющими брызгами в темном безвоздушном пространстве огромного космического сердца. А они сидят вдвоем, взявшись за руки, на берегу этого потока так, словно впереди у них вечность.

Когда-то они тонули вместе и воскресали вновь. Она становилась его отцом, а он – ее маленькой девочкой. Она умирала, и он умирал тоже. Их души следовали друг за другом по пятам.

Иногда у них было так мало времени для того, чтобы любить. Для того, чтобы сделать что-то.

I was Born and I Was Dead.

Иша стоит в соломенно-желтой траве рядом с глиняным домом, с его голубой двери от жары клочьями сходит краска, обнажая тут и там светлое дерево, которое все еще грезит о лесе. Она заходит в дом. Небеса темнеют, земля сотрясается, и с неба невероятными, бушующими потоками устремляется вода. Это происходит невероятно быстро. Вода покрывает все.

Вспышка.

Ясон видит свой большой живот и чувствует, как внутри пульсирует жизнь. Джагай рядом, и он нежно обнимает ее.

Вода-вода-вода, так много воды.

Джагай больше не дышит, и Асури тоже. Их тела медленно поднимаются к потолку. В следующее мгновение Иша – девочка, падающая со скалы. Еще секунда и все.

– Асури, ты снова ускользаешь от меня, – плачет он навзрыд. Ее душа уходит вместе с душами других воинов, а он остается один… Нет, рядом друг.

Он поможет.

Жертвоприношение, свет, новая жизнь.

Ясон не чувствует Ишу рядом. Она где-то очень далеко. Темная комната, холодное одиночество. Нет, кто здесь? Молчаливый мудрец, сидящий в углу. «Ты не позволила ему уйти».

«Да!» – кричит Ясон. Сейчас он снова Асури, которая бросается в ноги мудреца и умоляет не забирать Джагая с собой. Что на нее нашло? Нандини следует за ними, становясь братом, матерью, дедом, другом.

Всем, кто так нужен, кто так близок. Все переплетено, перепутано чудодейственной нитью во всех временах. Нандини-Дед-О. улыбается, она вобрала в себя столько обликов и сейчас показывает их как в калейдоскопе. От нее исходит чудесный свет.

«Как же нам выбраться? Что мы должны делать и куда идти?» – вопрошает Ясон. Он тих и смирен сейчас.

«Любить, – улыбается голос учителя, – и помнить о долге».

Он уже растаял, его нет.

Они больше не видят его, но святые мудрецы, которые всегда умиротворены и счастливы, дозволяют увидеть им иное. Джагай и Асури снова сидят на полянке перед домом, а рядом Нандини. В руках у нее гирлянда из пушистых оранжевых цветов, что она собрала утром в лесу. Она смотрит на них, а они смотрят на нее во все глаза и понимают, что просто нужно…

Любить. В том убегающем танце рук, крадущихся за кромкой солнца на кирпичной стене; в той вечной околдовывающей печали океанов, вздыхающих на грудях берегов; в том поезде, где все окна открыты и ветер бежит по вагонам, как свободная туча, гуляющая по просторным голубым небесам.

Любить. До самого последнего слова в столетней тишине, до самого невыносимо высокого пика, острого, словно игла, проткнувшая тонкую ткань твоих воспоминаний; до звезд, тихо падающих в нежное покрывало темных лесов.

Любить. Не говоря, не танцуя, не смеясь, не обнимая, но делая все это так, что даже и не выразить, сколь безумно и запредельно ты чувствуешь.

Любить до последней надежды, до выхода в сияние абсолютной красоты и чистоты, за пределы всех известных концепций бытия.

В ее глазах. В его глазах. Во всевидящих глазах на хвостах божественных павлинов.

Время танцует, и мы на его ладонях пляшем, как заведенные куклы. «И, пожалуйста, пожалуйста, – шепчем мы высохшими от экстаза губами, – не прекращайте музыку наших душ».

Любовь – это дом. Священный огонь на огромной поляне жизни.

То, что будет с нами всегда.

Даже когда нам придется расстаться.