Чарлз Стросс - Каталог катастрофы [litres]

Я доливаю в свою чашку кипяток, а потом встаю и начинаю рыться в буфете. Ага, вот она, на том же самом месте. Щедро плескаю в чай ямайский ром и принюхиваюсь: тростниковый сахар, пронизанный белой молнией.

– Мужское самолюбие – любопытная штука. Размером с небольшой континент, но очень хрупкое. Выпьешь?

Пинки усаживается напротив меня так, будто оказался за столом с неразорвавшейся бомбой.

– Но можно ведь посмотреть на плюсы? – говорит он, протягивая стакан под ром.

– А есть плюсы?

– Она же к тебе снова и снова возвращается. Может, она это делает, чтобы сделать больно себе самой?

– Себе…

Я прикусываю язык. Когда Мэйри накрывает депрессия – это депрессия : я видел шрамы.

– Мне нужно об этом подумать, – говорю я.

– Ну вот, – самодовольно заявляет Пинки. – Так ведь лучше получается? Она это делает потому, что у нее депрессия и она себя ненавидит, а не потому, что с тобой что-то не так. Это не оценка твоей мужской силы, бычок. Сними сам кого-нибудь на одну ночь, и пусть уже она решает, чего хочет.

– Это из ЧЗВ? – уточняю я.

– Понятия не имею. Я за гетными брачными ритуалами не слежу, – отвечает он, подкручивая усы.

– Спасибо, Пинки, – тяжело говорю я.

Он картинно кланяется, а затем залпом выпивает стакан. Следующие две минуты я пытаюсь его спасти, чтобы не задохнулся, а потом мы продолжаем квасить. Остаток вечера погружается в сумрак, но, когда я просыпаюсь на следующее утро в своей постели, у меня оглушительное похмелье и смутное воспоминание о том, как мы много часов кряду говорили с Мэйри, а потом грандиозно поссорились, и я теперь один.

Полет нормальный: все хуже некуда.

Через два дня я уже записан на инструктаж и подготовку в Мусорник. Только Господь Бог и Бриджет – и, быть может, Борис, но он молчит, – знают, почему я попал на курс ИП всего через три дня после того, как сошел с самолета, но, если я не приду, скорее всего, случится что-то страшное.

Мусорник не входит в состав Прачечной: это обычное госучреждение, так что приходится поискать не слишком мятую рубашку, галстук (их у меня два – на одном изображен Хитрый Койот, а на другом – множество Мандельброта, от которого быстро начинает болеть голова) и спортивный пиджак со слегка потрепанными рукавами. Я же не хочу выглядеть совсем уж дико, верно? А то кто-нибудь начнет задавать вопросы, а после инквизиционного судилища, через которое я только что прошел, лучше, чтобы мое имя рядом с Бриджет не произносили ближайший год. Я уже на полпути к метро, когда осознаю, что забыл побриться, и только в вагоне замечаю, что натянул непарные носки – коричневый и черный. Ну и хрен с ним: я сделал все, что мог. Был бы у меня костюм, надел бы.

Мусорником у нас называется громадное и очень стильное постмодернистское строение на южном берегу Темзы: зеленоватые ростовые окна, просторный атриум и горшки с монстерой везде, где нет видеокамер. В Мусорнике расположилась бюрократическая организация, которая славится своими трехчасовыми обеденными перерывами и внушительным числом выпускников высшей школы КГБ в штате. В СМИ эту организацию настойчиво и ошибочно называют MI5. Но все свои знают, что MI5 уже тридцать лет как переименовали в DI5; точно как со старыми советскими картами, на которых города располагались с ошибкой миль в пятьдесят, чтобы сбить с курса американские бомбардировщики, DI5 называют неправильно, чтобы запросы гражданской общественности шли не по тому адресу. (Удивительным образом существует организация, которая называется MI5; она занимается проверкой и контролем муниципальных тендеров на вывоз мусора. Так что учитывайте, что, когда MI5 отвечает на ваш запрос в соответствии с законом о свободе информации, мол, ничего о вас не знаем, они говорят чистую правду.)

Строительство Мусорника обошлось примерно в двести миллионов фунтов, из него открывается чудесный вид на Темзу и Вестминстер, а еще там полный бардак. Мы же, верные слуги короны и защитники человечества от безымянных ужасов из иного пространства-времени, вынуждены трудиться в Хакни, в викторианской развалюхе с капустно-зелеными стенами и воющими паровыми трубами. А все потому, что Прачечная была раньше частью Управления специальных операций: по сути Прачечная – единственное подразделение УСО, пережившее послевоенную резню 1945-го, а вражда между Секретной разведывательной службой (она же DI6) и УСО стала легендой.

Я приезжаю к Мусорнику и направляюсь в сторону служебного входа: глухой двери в облицованном под мрамор тоннеле рядом с набережной. Секретарша, будто сделанная из твердого фарфора, жестом приказывает мне пройти через биометрический сканнер и магическим образом умудряется не вдыхать в моем присутствии (можно подумать, что я в Чумной бригаде работаю), а затем проводит меня в маленькую комнатку с жесткой деревянной скамьей (видимо, чтобы я чувствовал себя как дома). Открывается внутренняя дверь, коротко стриженный здоровяк в белой рубашке и черном галстуке откашливается и говорит: «Роберт Говард, проходите». Я иду за ним, и он вешает мне на шею идиотскую цепочку с бейджем, проводит меня через металлоискатель, а потом еще ручным проводит вдоль и поперек, как в аэропорту. Я тихо скрежещу зубами. Они же отлично знают, кто я такой и где работаю: это все исключительно из вредности.

Здоровяк забирает у меня мультитул, КПК, фонарик, карманный набор отверток, портативную складную клавиатуру, MP3-плеер, мобильный телефон, а также цифровой мультиметр и набор соединительных кабелей, о котором я забыл.

– Что это? – спрашивает он, обводя рукой мои вещи.

– А вы, ребята, выходите из дома без удостоверения и наручников? Это то же самое.

– Я вам выпишу квитанцию, – неодобрительно ворчит он и прячет мое добро в металлический шкафчик. – Пока стойте по эту сторону красной полосы.

Я стою. Есть в нем что-то, от чего мигает красным мой встроенный коподетектор. Может, парень из спецотдела, который притворяется констеблем? Ага, мечтай.

– Предъявите на выходе, чтобы забрать свои вещи. Теперь можете перейти красную полосу. Идите за мной, не открывайте, повторяю, не открывайте закрытых дверей и не входите в помещения, над которыми горит красный индикатор. Не заговаривайте ни с кем без моего разрешения.

Я иду за своим надзирателем по лабиринту открытых неотличимых друг от друга кабинетов, потом мы поднимаемся на третий этаж на лифте, идем по коридору, где монстера в горшках уже пожелтела от недостатка света, и наконец подходим к учебному классу.

– Теперь можете разговаривать. Все здесь имеют как минимум ваш уровень допуска, – сообщает здоровяк. – Я приду за вами в пятнадцать ноль-ноль. На этом этаже можете ходить, где хотите, – тут есть кафе, где можно перекусить, туалет за углом, но ни при каких обстоятельствах не уходите с этажа.