Артём Мичурин - Ош. Смертные души [СИ]

— Ну, продолжай, — тихо произнёс Ларс, глядя в землю. — Так что мы отыщем какой-нибудь посёлок, человек под сто, не больше, войдём и устроим бойню. Инвестируем в меня оставшийся капитал. Вложения отобьются с лихвой. И так от посёлка к посёлку, от деревни к деревне. Больше душ, больше силы, больше жертв. Вы уже решили, кого мы будем убивать — только мужчин, или женщин тоже? А, может, начнём со стариков? Детей пощадим, или тоже в расход? Ну, отвечайте. Что вы замолчали? Это не праздные вопросы, сугубо прагматичные. Мне нужно знать, ведь делать это буду я.

— Жги всех, — без тени смущения ответил Миллер. — Всех подряд, к чёртовой матери. Детей, стариков, мужчин, женщин, больных, здоровых. Не делай выбора и не отдавай предпочтений. Поверь, так будет легче.

— Не для меня.

— А ты особенный? Не думаю. Все люди одинаковы. Тем более на войне. А мы сейчас именно на ней. Вчетвером против остального мира, — Дик говорил медленно и вкрадчиво, как будто старался внушить непреложные истины глупому ребёнку. — Там, — очертил он пальцем воображаемый круг, — линия фронта, и все, кто по ту сторону — враги. Заруби это себе на носу. Иначе мы подохнем здесь. Все подохнем. А я хочу жить, хочу вернуться и забыть об этом аде, как и они, — указал Миллер на кивающих Олега с Жеромом. — Так что, сделай одолжение, возьми себя в руки и воюй.

— Какая же это война? Мы как каратели придём и спалим их.

— Слушай, — уперев кулаки в бока, подался вперёд Миллер, — неделю назад ты даже не знал о существовании этого... мира, этой планеты, вселенной, мать её! Всего этого не было для тебя! И этих людей не было! А теперь они вдруг стали важны? Теперь мы — сука! — каратели?! Хватит лицемерить! — ткнул он Ларсу в лицо указательным пальцем. — Довольно! Если прямо сейчас тебя перенести домой, ты и не спросишь о судьбе этого мира. Даже если сказать тебе, что он погиб, распавшись на атомы, ты и глазом не моргнёшь. Не вспомнишь о здешних женщинах, детях и стариках. Потому что это — мать её! — катастрофа. Во вселенной так бывает сплошь и рядом. У тебя под носом на родной Земле так бывает. Миллионы гибнут от болезней, войн и голода. Но тебя это не трогает. Потому что это всего лишь цифры.

— Но не я их убиваю.

— Какая к чёрту разница?! Они для тебя никто и ничто! Две минуты в новостной передаче! Все эти чёрные, облепленные мухами детишки со вспухшими от голода животами, все эти трупы под обломками зданий, штабеля мертвецов вдоль дорог! Это всё только новостной повод! Ты пьёшь свой кофе, смотря это по телеку, а через пять минут забываешь, озаботившись списком покупок к званному вечеру! Не рассказывай мне о своих сраных принципах и убеждениях, моралист херов!!!

Все трое молча уставились на раскрасневшегося и сопящего как бык Миллера, не решаясь нарушить воцарившуюся тишину.

— Что? — обвёл их Дик взглядом, отдышавшись. — Хватит с меня этой херни. Займитесь делом. Мы не сможем везти телегу, надо волокуши соорудить. Рассвет близко.

День выдался ясным. Рутезон, достигший зенита и свободный от облаков, немилосердно бил лучами по еле переставляющим ноги путникам.

— Надо было впрягаться в телегу, — подул Жером на покрытые мозолями ладони. — Эти хреновы волокуши ни к чёрту не годятся.

— Я бы на такое посмотрел, — ухватился Дик за жердь поудобнее.

— Дьявол, — попытался Олег утереть кожаным рукавом пот со лба, но только размазал грязь по лицу. — Печёт как в аду.

— Эй, Ларс, — обернулся Миллер к тащащему волокуши в паре с Клозеном голландцу, — расскажи что-нибудь, иначе эти двое меня в могилу сведут своим нытьём.

— Например? — отозвался тот, сделав глоток из фляги.

— Например, почему мы идём в Газамар через Готию, а не через Салансу, как я предлагал. А то твоего «поверь мне» как-то маловато для полной уверенности.

— А ты всё ещё ищешь полной уверенности, здесь, сейчас?

— Давай-ка без демагогии.

— Ладно. Что ты знаешь о Готии?

— Там религиозные фанатики, обожающие сдирать живьём кожу с еретиков и распинать неугодных на крестах.

— Твои познания несколько поверхностны. Кроме перечисленного они обожают кунать инакомыслящих в кипяток, заливать расплавленный свинец в глотку, обливать голову кипящим маслом, жечь на медленном огне, растягивать на дыбе, рвать лошадьми, запускать крысу в живот, колесовать, четвертовать и, конечно же, сажать на кол. Это не считая милых нелетальных ухищрений из обширной практики Святой инквизиции. У тебя наверняка возникнет вопрос: «А кто клиенты?». Все. В Готии не существует индульгенции. Каждый виновен по умолчанию. Мало кто из местных сумел дожить до зрелых лет и избежать экзекуций. Это нормально, по их меркам. «Страдание очищает душу» — так они говорят. Маркиз Луи де Барро — верховный правитель Готии — известен пристрастием к самоистязанию, и считает его кратчайшей дорогой к Господу.

— Ты сказал «к Господу»? — спросил Жером. — Я думал, тут все поклоняются Амиранте.

— Не все. Готия исповедует радикальное христианство.

— Забавное словосочетание, — усмехнулся Дик.

— Нет, — покачал головой Ларс, — совсем не забавное. Это «словосочетание» убило сотни тысяч и, уверен, убьёт ещё больше. Де Барро со своей знатью и иерархами зашёл так далеко в радикализации Священного писания, что главенствующая в Аттерлянде церковь Амиранты больше не могла мириться с бесчинствами сектантов, как она их окрестила. Четыре с лишнем века назад кайзер Арнульф фон Мецца по настоянию архиепископа Батисты направил в свой тогда ещё кантон Готию войска для искоренения ереси и восстановления порядка. Так началась семилетняя война, в результате которой Готия вышла из состава Аттерлянда и обрела самостоятельность под неизменным по сей день правлением маркиза де Барро. Конфликт постепенно затух, и вчерашние противники даже заключили военный союз. Но религиозный радикализм никуда не делся. Более того, он усугубился. Обособление Готии способствовало небывалому расцвету мракобесия. Трудно себе представить, но среди тамошних фанатиков есть ещё большие фанатики, считающие остальных недостаточно религиозными. Это печально известный орден Белой Крепости. Они называют себя «рыцарями Веры». Орден возник из боевого крыла инквизиции, когда на службу туда стала поступать знать. Распущенные отпрыски придворных вельмож оказались, как это часто бывает, самыми рьяными поборниками святости. Первое упоминание об ордене Белой Крепости встречается в трактате «Истина и заблуждения», в контексте пятого Интеритум Венефикас — самого массового и жестокого истребления ведьм. Рыцари ордена отличились столь бесчеловечными рейдами, что совет высших иерархов Святой инквизиции вынужден был отозвать их. Со временем орден всё более и более пополнялся отпрысками знатных родов Готии и укреплял своё влияние, пока не окреп настолько, что вышел из-под крыла инквизиции и теперь представляет самостоятельную силу весьма условно связанную с церковью. Магистром Белой Крепости стал Амадеус Аспер Ла Файет, прозванный Бессердечным — троюродный брат Луи де Барро по материнской линии. Фактически орден является личной гвардией маркиза, располагает баснословной казной, внушительной военной мощью и непререкаемым авторитетом. Суперструктура, стоящая как над церковью, так и над законом. Завидев рыцаря веры, даже клирики потупляют взор и крестятся. И вы осеняйте себя крестом, коли встретите всадника с белой башней на сюрко, чтобы самим не оказаться на кресте.