Т. Клайн - Церемонии [litres]

Фрайерс удивленно поднял брови.

– Надо же! Я знал, что ты католичка, но… наверное, просто воображал тебя обычной деревенской девчонкой из маленькой школы из красного кирпича где-то в глуши.

Он попытался припомнить, упоминала ли она приходскую школу за обедом на прошлой неделе. Наверное, он столько говорил, что у нее просто не было такой возможности.

– Ты многого обо мне не знаешь, Джереми, – сказала Кэрол, потом повернулась к Сарру. – Я, может, и смотрю на вещи немного иначе, но тоже стараюсь жить по воле Господней.

Фрайерс почувствовал себя чужим. Эти двое говорят так, будто они с богом на короткой ноге. Но Джереми, вероятно, не захотел бы повстречаться темной ночью с таким богом, в какого верят Пороты.

Откинувшись на спинку кресла, Фрайерс уставился в окно над раковиной. Эту ночь вполне можно было назвать темной. Луна, судя по всему, скрылась за облаком, и только бледная полоска над деревьями напоминала о ее существовании. Фрайерсу пришла на ум строчка из стихотворения Роберта Блая: На ферме тьма побеждает. Хотя члены Братства, без сомнения, стали бы настаивать на том, что и тьма здесь от бога.

Рядом с ним Дебора убирала тарелки из-под салата. Пороты ели салат по-европейски, перед десертом.

– Эй. – Толкнула она его легонько в плечо, – возвращайтесь на землю. Я вовсю расстаралась, чтобы приготовить следующее блюдо.

Это оказался горячий индейский пудинг, почти три часа простоявший в духовке. Он готовился из кукурузной муки и патоки и подавался со свежими сливками прямиком с фермы Вердоков.

– Кэрол, – сказала Дебора, – надеюсь, хоть это, по крайней мере, не вызовет у тебя никаких возражений.

– Ни малейших, – ответила Кэрол. Она с легким ужасом округлила глаза при виде щедрых порций, которые Дебора разложила по тарелкам. – Боже мой, удивительно, как вы после этого можете держаться на ногах!

Фрайерс сочувственно кивнул.

– Я все еще пытаюсь понять, как им удается оставаться такими худыми.

– Мне приходится следить за мужем во все глаза! – рассмеялась Дебора. – Иначе он один съел бы все блюдо.

Порот задумчиво начисто облизал ложку и поднял глаза.

– А ведь меня предупреждали об этом, когда я на тебе женился, – сказал он. – Мне все говорили: «Сарр, эта женщина из Сидона заморит тебя голодом!» – Он взглянул на жену с обожанием. – Но, по правде сказать, мы с Деборой все время работаем. С утра до ночи, по семь дней в неделю. Так не потолстеешь. Мы не сидим целыми днями на месте.

Повисла тишина. Фрайерс решил, что Порот обращается к нему. Он выдавил улыбку. Не нарывайся.

– О, в физическом труде есть свои прелести. В конце концов, кому что больше нравится. Но как сказал философ фермеру: «пока ты кормишь свиней, твой мозг голодает».

Он украдкой взглянул на Кэрол и заметил улыбку. Может, вечер еще можно спасти.

– Кстати, я не рассказывал тебе, какие я делаю упражнения? – Пока Дебора убирала кувшин и ставила на стол подаренное Рози вино, Фрайерс пустился описывать свои ежедневные занятия: приседания, отжимания, растяжку для спины. – А еще я немного занимался бегом. – Услышал он собственные слова. – Здесь бегать куда интереснее, чем в городе. Тише и меньше людей. Может быть, потом я исследую другой конец дороги или устрою прогулку до тех холмов…

Он слушал собственную бесцельную, пустую болтовню; нью-йоркская светская беседа как она есть. Но, вероятно, он перестарался, потому что Кэрол снова повернулась к Сарру, который все это время сидел молча и не улыбался. Фрайерс догадался, что они разделяют нечто, ему недоступное.

Дебора посмотрела на него с сочувственной улыбкой.

– По мне, звучит замечательно, – заметила она. – Куда интереснее, чем мыть посуду. – Она встала из-за стола и стала собирать тарелки.

Кэрол как будто пробудилась.

– Ой, может, я могу помочь?

– Не стану отказываться! – Дебора бросила ей полотенце. – Будешь вытирать.

Ни Порот, ни Фрайерс даже не сдвинулись с места. Несколько дней назад Фрайерс предложил было помощь, но Дебора вежливо отказалась; по ее словам, это было «женской работой». Тогда он поразился, услышав от нее подобные слова, но с радостью уступил. Раз уж она так уважает традиции, кто он такой, чтобы ее переубеждать?

Фрайерс воспользовался тем, что они с Сарром остались наедине. Вытащив бумажник, он достал десятидолларовую купюру и негромко сказал:

– За ужин. Спасибо. Все было очень вкусно.

Порот слабо улыбнулся и покачал головой, даже не взглянув на деньги.

– Берите, – настаивал Фрайерс. – Я хочу возместить ваши расходы. За Кэрол. В конце концов, она моя гостья, а не ваша.

Порот как будто не понял намека. Слова гостя его как будто даже обидели. Возможно, этим вечером фермер говорил куда более искренне, чем показалось Фрайерсу.

– Уберите деньги, Джереми, – тихо сказал он. – Я знаю, вы не хотите меня обидеть, но я не могу их принять. Наше гостеприимство распространяется на всех; ваши гости у нас в гостях. По правде сказать, я сожалею о каждом центе, что мы уже взяли с вас. Я считаю вас гостем и хотел бы, чтобы мы могли обращаться с вами соответственно.

Проклятие, как по-христиански! Как раз, когда Фрайерсу так хотелось его пнуть, фермер взял и повернул все так, чтобы он почувствовал себя виноватым.

Кэрол вытерла руки посудным полотенцем, зевнула и тут только осознала, насколько устала. Наверняка уснет, как только голова коснется подушки. И при мысли о постели девушка вспомнила о подарке, который Рози передал для Джереми, и о книге, которую она привезла с собой. Старик сказал, что ее следует читать перед сном, а они наверняка уже скоро разойдутся спать. Девушка повернулась к Деборе, которая стояла рядом, у раковины.

– Мне нужно ненадолго подняться наверх, – сказала она, понизив голос, хотя мужчины за столом все еще разговаривали. – Один мой знакомый передал подарок для Джереми.

Кэрол заметила, что Фрайерс поднял голову, когда она собралась выйти из кухни. Он выглядел расстроенным – вероятно, опасался, что она уже не вернется.

– Я сейчас вернусь, – заверила Кэрол.

В маленькой гостиной с низким потолком вокруг плетеного половика была расставлена простая сосновая мебель. На деревянном полу возле лавки валялись несколько не слишком чистых на вид сельскохозяйственных инструментов. Из-под ржавчины проглядывал блестящий металл, как будто Пороты полировали их по вечерам для развлечения. В углу у лестницы стояли большие напольные часы; в тишине их тиканье разносилось по всему дому. У противоположной стены стоял письменный стол, пыльная полка над ним была заставлена книгами, по большей части учебниками для колледжей. Кэрол разглядела «Основы социальных изменений» и томик вдохновляющих изречений. По их виду было ясно, что книги давно не брали в руки, но Порот явно не сумел заставить себя их выкинуть, убрать на чердак или в подвал. Возможно, книги были предметом его гордости – или искушением, которое нужно побороть.