Т. Клайн - Церемонии [litres]

Потом, поднимаясь на второй этаж со стопкой возвращенных книг, чтобы как-то заполнить оставшийся час работы, она прошла мимо полок с детской классикой и вдохновляющей литературой, возле самых дверей: «Маленькие женщины» в пересказе для юных читателей, «Король Артур и его веселые разбойники» с иллюстрациями в викторианском стиле и «Великие подростки истории» с девчонкой Жанной д’Арк на обложке. Тонкие и красочные книжки с заломленными страницами и потрепанными корешками казались хранилищами невинности, к которой после этой ночи у нее уже не будет доступа. Кэрол остановилась у справочного стола, перед рекламным проспектом организации девочек-скаутов – памятником какой-то давней агитационной кампании – и оказалась лицом к лицу с тщательно подобранной по расовому разнообразию группкой смеющихся девочек. Они тоже казались обитателями иного, более невинного мира, который теперь уже постепенно уходил в прошлое. Будут ли они так же смеяться для нее завтра?

Кэрол одернула себя. Хватит! На все следует смотреть в перспективе. В конце концов, крохотный клочок кожи и несколько капель крови не идут ни в какое сравнение с казнью Агнессы Римской, колесованием Екатерины Александрийской, муками, которые претерпела святая Урсула от рук гуннов, или гибелью епископа Марка из Аретузы, зажаленного насмерть осами. Стоит ли воображать то, что она собирается сделать сегодня вечером, каким-то мистическим действом?

Дневная духота понемногу отступала. Кэрол прошла в переднюю часть помещения и оставила книги на столе возвратов возле подоконника. Этажом ниже здесь лежали стопки «бестселлеров по десять центов». Здесь же книги были запачканными и выцветшими на солнце, но рассыпанные по обложкам медальки награды Джона Ньюбери сияли, словно символы чистоты.

Чистота! Кэрол снова охватило глупое сожаление. Этой ночью она покинет этот мир. Девушке показалось, что она как будто получила смертный приговор и смотрит на все вокруг в последний раз.

Вокруг сидели дети. Некоторые читали вслух, старательно складывая губы в нужные слова, другие молча продирались сквозь тексты посложнее или, одурев от жары, блуждали вдоль полок, вытягивали случайные книги и чаще всего не возвращали их на место. Все они так погрузились в чтение или мечты, что не обращали внимания ни на Кэрол, ни на миссис Шуман. И в отличие от взрослых на первом этаже, здесь скучающие были сразу видны: они нетерпеливо листали книжки с картинками или спорили с друзьями. И все равно в это время на втором этаже было тише, все казались необычайно присмиревшими, и среди читателей почти не возникали серьезные разногласия, в которые требовалось бы вмешаться. По залу разносилось негромкое бормотание, лишь изредка прерываемое смехом или жалобным писком. Эти звуки казались Кэрол удивительно умиротворяющим.

Перед самым закрытием она направилась к полкам в дальнем конце помещения, чтобы вернуть на место несколько книг, свернула за последний стеллаж и застала неожиданную сцену: бледная тощая девчонка со спущенными до колен трусиками как раз задрала подол платья выше пояса. Двое мальчишек, которые сидели перед ней на корточках, вскочили на ноги, с шумом бросились прочь между полок и пропали за углом. До Кэрол донесся топот их ног. Один мальчишка пронесся через весь зал прямиком к двери, другой задержался лишь на секунду, схватил кепку и бросился вслед за приятелем.

Девочка же замерла на месте, виновато распахнув глаза. Она успела натянуть трусики прямо поверх помятого платья, но все еще сжимала их резинку обеими руками. Потом внезапно выпустила резинку, кое-как пригладила подол и выкрикнула: «Я ничего не делала!»

Это была истинная правда. Она определенно не сделала ничего, что заслуживало бы наказания. Кэрол не удержалась и шепотом прочитала ей короткую лекцию о том, как «некоторые люди могут воспользоваться чужой невинностью», но ничего не сказала, когда через несколько минут за девочкой пришла раздражительная на вид мамаша.

По правде сказать, – хотя Кэрол не торопилась признаваться в этом даже самой себе, – сцена ее позабавила и – в каком-то извращенном, скрытом уголке души – возбудила. Она не могла выбросить из головы картину: смело задранное платье, солнечные лучи на голых ногах, двое мальчишек, как будто преклоняющихся перед бледной, безволосой складочкой кожи размером едва ли с печенье с предсказанием. В тот момент в девочке была какая-то своеобразная властность. К Кэрол вернулись собственные воспоминания: игра в доктора с соседскими мальчишками, потом – «магия тела» в комнатке над гаражом и… какая-то виденная ею картина? Группа мужчин в страхе и изумлении глядит на связанное обнаженное тело на алтаре. Какая-то иллюстрация в детской книге? А может быть, сон?

Всего лишь сон. Но вечером, когда она уже готовилась к приходу Джереми и, запрокинув голову, стояла в душе, ощущая смутное возбуждение от стекающей по коже и векам воды, видение все еще не рассеялось.

Джереми пришел почти на полчаса раньше времени, пробормотал что-то о жаре и шуме снаружи и мусоре в коридоре на первом этаже. В ресторане его сумку не нашли, не оказалось ее и в квартире, и арендующая ее пара, по его словам, обращалась с ним как с незваным гостем. Он посидел с приятелями, они выпили, но разговор быстро наскучил. Фрайерс уставился на Кэрол, как будто ждал, что она все поправит.

Она только что вышла из душа и все еще была в халате, а мокрые волосы завернула полотенцем. То, что Джереми пришел так рано, немного выбило ее из колеи, и, впустив его в здание, она торопливо натянула лифчик и трусики и пробежала по квартире – собрала разбросанные повсюду предметы одежды, смела их в общую кучу у шкафа, стерла крошки с кухонного стола и собрала волосы, скопившиеся в стоке ванны – а потом прищурившись вгляделась в собственное отражение в запотевшем зеркале. Отражение казалось встревоженным и бледным, хотя при таком плохом освещении трудно было сказать наверняка. Для верности девушка ущипнула себя за щеки, как делала Скарлетт О’Хара перед встречей с поклонниками.

Вот только Скарлетт О’Харе никогда не приходилось расхаживать по квартире в махровом халате и тюрбане из полотенца, и ни один из ее поклонников не явился бы к ней с пятнами от пота на рубашке и запахом перегара изо рта. Вечер начинался несчастливо; по крайней мере, Кэрол так думала до тех пор, пока Джереми не устроился на диване в гостиной, не оглядел ее с головы до ног и не сказал:

– Знаешь, ты сегодня выглядишь просто отпадно.

Она ожидала, что его губы скривятся в саркастичной улыбочке, которая зачастую была единственным знаком того, что он шутит. Но его лицо и взгляд оставались серьезными.