Т. Клайн - Церемонии [litres]

– Я просто решил проверить, удалось ли вам справиться с этим ужасным газом , – сказал он, качая головой. – Сказать по правде, дорогая моя, я за вас беспокоился.

Рози принес подарок, большую плоскую коробку – Кэрол буквально сгорала от любопытства: это определенно какой-то наряд! – но не позволил девушке открыть его до конца разговора.

– Во-первых, я хочу посмотреть конспекты, которые вы для меня подготовили, – сказал он, с шуточной серьезностью грозя пухлым пальчиком. Но когда она передала ему заметки о чероки и туземцах с Нилгири, он на них едва взглянул. – Прекрасно, просто прекрасно, – рассеянно сказал старик, складывая бумаги в папку и доставая тонкую серую книгу. – Теперь совершенно ясно, что вы, моя дорогая, готовы идти дальше. Пора начинать учить вас языку.

Ге'ел… гавула… нафатини…

По приглашению Кэрол он проводил урок у нее в спальне; гостиная теперь вызывала у нее неприятные ощущения, да и сам Рози ее как будто избегал. Кэрол сидела на постели, Рози устроился на стуле с высокой спинкой и стал похож на ожившую тряпичную куклу. Оба пили чай со льдом.

Больше часа Рози читал вслух принесенную с собой книгу – потрепанный учебник под названием «Заметки об агон-ди-гатуане или "старом языке" с краткой историей его истребления на Малайском субконтиненте и приложением песенного цикла Чиан и букваря». Она была отпечатана в частной лондонской типографии в 1892 году, и теперь обложка держалась на изоленте. Сунув нос в книгу, Рози читал строку необычно высоким монотонным голоском, а Кэрол должна была повторить ее с таким же акцентом и интонацией.

Рийя мигдлет… рийя могу…

– Только так можно выучить язык, – заверил девушку Рози. – Именно так учатся дети – все время подражая и повторяя.

Он явно был совершенно в этом убежден, и Кэрол решила, что ему, наверное, виднее. Слова, которые она повторяла, оставались для нее тарабарщиной, как катехизис чуждой религии; уже через несколько секунд она не смогла бы вспомнить ни одного и не понимала, как запоминание каких-то непонятных фраз давно забытого туземного языка поможет ей с чтением. Какой от этого толк? Что это вообще за «старый язык» такой?

– Он особенный, – объяснил Рози, поднимая глаза от книги. – Именно на нем говорят люди, когда они «говорят языками».

Это звучало неправдоподобно, но Кэрол не решилась с ним спорить.

– Я не совсем понимаю, – сказала она, надеясь, что он не разозлится. – Что означают эти слова?

Рози улыбнулся.

– Это песня об ангелах, – пояснил он. – Одна из Песен Дхола.

– Дхола? – Слово было смутно знакомым.

– Да, как в «Динноде». Вы наверняка помните.

– Я думала, что это валлийская игра, – сказала Кэрол; теперь она совершенно запуталась и уже немного устала от всех этих сложностей. Может быть, все из-за жары; чай со льдом почти не помогал. – Как что-то может быть валлийским и малайским одновременно, и при этом еще и иным языком, если это не…

– Кэрол, – мягко сказал Рози, качая головой, – вам нужно просто выучить этот стишок.

Он вернулся к книге.

Мигге'елгаетин на могувула…

Кэрол пыталась выговорить слова. Ей казалось, что они предназначены для другого рта, другого языка. Но Рози как будто ничего не замечал; он продолжал кивать и улыбаться и смотрел на нее с удовлетворением. По комнате разносились чуждые звуки; каждое произнесенное слово повисало в воздухе будто дым благовоний и скрадывало формы предметов. У Кэрол начинала кружиться голова, ей трудно было ясно мыслить. Позже она припомнила, как Рози терпеливо объяснял ей что-то о буквах акло и о том, «кто такие води», и пыталась понять, правильно ли его расслышала. Еще он сказал что-то о «скрытых за облаками предметах» – или ей это приснилось? – и как будто пообещал научить ее правилам древних игр, состязаний, танцев – и она подумала, что это, по крайней мере, может пригодиться ей в работе; возможно, потом она разучит их с детьми в библиотеке…

– В следующий раз, – добавил Рози, – я расскажу вам кое-что особенное: истинные названия дней недели.

Она хотела спросить, что он имеет в виду и зачем забивает ей голову такими странными и невероятными, не имеющими никакого смысла словами, но старик поднялся на ноги и уже открывал коробку на ночном столике.

– Раз вы были такой хорошей ученицей… – объявил Рози с искоркой в глазах. Потом рассек ленточку удивительно острым ногтем и поднял крышку. Внутри под упаковочной бумагой лежало что-то светлое. Старик сунул руку внутрь и вытащил белое платье с короткими рукавами; ткань замерцала на свету.

Кэрол невольно задержала дыхание.

– Ах, какая красота!

Она поднялась с кровати и пощупала ткань, которая скользила между пальцев, как вода. Девушка заметила, что на платье нет ярлыка. Хотя, может быть, Рози снял его, потому что стеснялся магазина, в котором его купил; или его дороговизны. Она прижала платье к себе. Оно выглядело старомодным и немного просторным для ее фигуры, но подол был очень – почти непристойно – коротким. Надевая его, придется держать колени вместе. Но боже мой, какое же оно красивое!

– Мне не терпится его примерить, – сказала девушка.

Рози покачал головой.

– Не нужно спешить. Уверен, что оно отлично подойдет. – Он виновато ухмыльнулся. – Должен признаться: это платье раньше принадлежало моей хорошей знакомой, но она смогла надеть его лишь однажды, и… – Он пожал плечами. – Я решил, что оно должно достаться вам. Оно может оказаться немного свободным, но, как мне кажется, отлично вам подойдет. Я взял на себя смелость немного его подправить.

– Уверена, оно прекрасно мне подойдет, – сказала Кэрол.

– Честно сказать, я надеялся, что, – если у вас, моя дорогая, найдется время, – вы сможете надеть его вечером в эту субботу. Мы могли бы вместе прогуляться. Если только вы не нашли себе какого-нибудь кавалера поприятнее меня, дряхлого старика.

– Нет-нет, – заверила его Кэрол, радуясь, что ей будет чем заняться. – Это было бы просто замечательно. У меня нет никаких планов. Рози, это так мило с вашей стороны – преподнести мне подобный подарок. Знаете, мне нужно было какое-нибудь летнее платье, у меня нет абсолютно ничего подходящего.

Он закивал.

– Отлично. Как только я увидел это платье, тут же подумал о вас, потому что, видите ли… – Он улыбнулся еще шире, – …это ваш цвет.

По дороге домой, на север, сидя на откидном стариковском сиденье в автобусе, он моргает от мелькающих фонарей, улыбается редким пассажирам, которые задевают его, забираясь в салон, и думает о белоснежном платье, о женщине, от которой уехал… и о первом разе.

Первой его носила фермерская дочь. Сильная, куда лучше развитая физически, чем нынешние тощенькие девицы. А еще утомительно добродетельная. И доверчивая.