Джон Лэнган - Дом окон [litres]

Это был не первый визит Теда в Дом Бельведера после смерти – я уже чувствовала его в доме. Но это был первый раз, когда он вошел с намерением, с такой театральностью, и в тот момент, когда Дом был в состоянии… Как бы его назвать – распада? Все стихло. Тед прибыл в Дом. К счастью, я не могла его видеть, но его присутствие шрапнелью разлеталось по пространству. Он осматривал прихожую, как будто оценивал ремонт. И хотя я не сомневалась, что он прекрасно видит меня, все же затаила дыхание и постаралась не двигаться, пока новая волна головокружения грозилась сбить меня с ног, а боль пронзала ладонь. Я знала, что меня вряд ли это спасет, и, услышав скрип половиц у лестницы на второй этаж, а затем протяжные стоны ступеней, я едва не потеряла сознание от страха. Он не спешил, но и медлить не собирался.

«Вот и все», – подумала я. Как заевшая пластинка, эти слова крутились у меня в голове. Вот и все вот и все вот и все . Тед наконец смог вернуться в полной мере. То, что начал во время первой встречи с нами, он собирался закончить во вторую.

Он почти дошел до второго этажа. Его близость испепеляла нервные окончания. Оставаться на месте было нельзя. Я точно не хотела быть свидетелем его появления. «Вперед! – говорила я себе. – Шевелись!» Ноги меня не слушались. Приближение Теда уничтожило все каналы, по которым эта команда должна была передаться моему телу. «Вперед!» – приказывала себе я, пока в голове продолжала играть эта идиотская мантра «вот и все». Ему оставалась одна ступенька…

Я схватила дверную ручку слева, распахнула дверь, бросилась в комнату и захлопнула за собой дверь с такой силой, что она отскочила от косяка и снова открылась, и мне пришлось бешено метнуться обратно к ней. Тед торопливо шагал по коридору, а я схватила дверь и, закрыв ее, начала возиться с замком. Это один из тех замков, на который надо надавить и повернуть; шаги Теда были все ближе и ближе, но я никак не могла уловить технику исполнения. Он поравнялся с дверью, и его присутствие гремело громовыми раскатами. Ручка щелкнула, и я закрыла уши руками. Чувства Теда обрушились на меня громким ревом, подобно рою бритвенных лезвий; его ярость растекалась морем, полным айсбергов, вздымающихся друг над другом, скрывающих волны нетерпения, которое, казалось, ощущалось ярче всего – это было острое, как зазубрины битого стекла, предвосхищение. Я спустилась на пол, прижав руки к вискам, как будто боялась, что голова может разлететься на мелкие кусочки. Да какое как будто: находиться рядом с Тедом было так же опасно, как и с реактивным двигателем. Сложно сказать, что первым добралось бы до меня – огонь или шум, но шансов выйти сухой из воды не было.

Дверь… Мне пришлось отползти от двери, оттащить себя как можно дальше от Теда. Сидя на полу, я оттолкнулась от двери ногами, словно балующийся ребенок. Я продолжала отползать назад, пока не натолкнулась спиной на изножье кровати гостевой комнаты. Все это время я не поднимала от пола взгляда. В каком-то смысле, это было… В том измерении, где существовал Тед, не существовало стен. Что бы, как мне казалось, ни находилось по обе стороны двери, какой бы твердой ни казалась эта бледно-голубая поверхность, ее не существовало. Там, где должен был быть гипсокартон, деревянные балки, изоляция и провода, раскрывались проходы в никуда: один справа от двери, другой слева. Других стен тоже не наблюдалось. Какое-то подобие плотности имела только дверь. Все это походило на декорации в стиле авангард: отдельно стоящая дверь с кроватью напротив – и все это символизировало комнату. Пока я карабкалась на кровать и отползала все дальше и дальше, я понимала, что Теду ничего не стоило обойти дверь со стороны.

Но он остался стоять за ней. Не знаю, как долго он стоял в коридоре, испуская в комнату огонь температуры абсолютного нуля. Я бы с радостью, так сказать, закрыла бы ставни, окна и двери, но краска вздулась и облупилась; дерево обуглилось и начало дымиться; стекло побелело и начало пузыриться. Я оказалась в ловушке. Справа от меня была детская спальня Теда, а слева – ванная. Конечно, в комнате был небольшой шкаф, но у меня не было никакого желания запираться в еще более узком и ограниченном пространстве, загонять себя в ловушку.

Тед постучал в дверь. Я подпрыгнула от неожиданности и вжалась в стену, к которой была приставлена кровать. Тед забарабанил. Дерево прогибалось под его напором. Такими темпами оно не продержится и минуты, а может, и меньше. Я в отчаянии вертела головой, пытаясь отыскать оружие, что очень забавно. Как я собиралась атаковать человека, чей внешний вид мог стереть мое сознание в порошок? В любом случае, я не нашла, чем защититься. Если бы хотела набросить на него одеяло и попытаться пробежать обратно в коридор, то все равно бы не смогла этого сделать: кровать была не застелена.

Рокот был оглушительным. Дверь застонала и прогнулась в мою сторону. «Только не сейчас, – подумала я, – не сейчас. Я столько всего узнала!» Разве не так обычно происходит в подобных историях? Сначала герой собирает информацию, переваривает ее, а затем использует, чтобы разобраться с ситуацией, чтобы победить монстра. Но я была еще не готова. Мне нужно было еще пару дней, чтобы разобраться со всем тем, что я накопала, и тогда бы я смогла придумать какой-нибудь план. Думаю, Тед смотрел много ужастиков и предупредил подобный сюжетный поворот. Либо я проворонила свой шанс, и все происходящее было результатом моей неспособности выполнить требования, необходимые для счастливого конца.

Удары прекратились. Я замерла на месте в полной уверенности, что Тед готовится к последней атаке, чтобы разнести дверь в щепки. Наверное, тогда я была как никогда близка к смерти – я никогда не оказывалась в таком опасном положении, – но мыслей, которые обычно лезут в голову в таких случаях, и в помине не было. Я всегда представляла, что перед смертью обращусь – или переобращусь – в католицизм, быстренько совершу акт раскаяния: прости, Бог, надеюсь, ничем тебя не обидела. Не буду говорить, что спланировала свое раскаяние, но соврала, если бы сказала, что не готова к нему.

Тед был готов ворваться в комнату и бог знает что со мной сделать; но примирение со Всевышним, однако, было последней из моих забот. Честно говоря, оно вообще не пришло мне в голову. Меня поймали, загнали в угол, и все мое внимание было сосредоточено на бушующем за дверью пламени. Меня даже не заботила моя дальнейшая судьба. Я знала, что конец будет невообразимо ужасным, поскольку он будет местью Теда за все то, за что он считал меня ответственной. Мною полностью овладело ожидание.

Пока я держалась наготове, я услышала еще что-то – голос Роджера, доносившийся издалека, так же, как и стук Теда во входную дверь. Он кричал мое имя с вопросительной интонацией.