Александр Бушков - Из пламени и дыма. Военные истории [litres]

От автора: вот что самое интересное: это единственная история из всех мне рассказанных, получившая неожиданно продолжение в более поздние времена. Разговор с бывшим сержантом состоялся осенью восемьдесят второго, а гораздо позже, уже в две тысячи шестом, пришло письмо по электронной почте. Человеку только сейчас попала в руки моя книга «НКВД: война с неведомым», вышедшая три года назад, – и он решил поделиться загадочным случаем из собственной жизни. Ну, не он первый: после той книги мне прислали с полдюжины подобных писем: «А вот у меня был случай…» Иным, в принципе, можно и поверить, иные выглядели списанными из всяких дешевых газет и журнальчиков, специализировавшихся на «чудесном и непознанном» (где сплошь и рядом печатали дикую залепуху, стопудово высосанную из пальца). Я и сам, грешным делом, однажды сфабриковал подобную «сенсацию», и она, как говорится, ушла в народ, зажила самостоятельной жизнью (но я об этом подробно рассказывал в одной из книг серии «Сибирская жуть» и повторяться не буду).

Так вот, с этим письмом обстояло совершенно по-другому. Автор его в прошлом (то есть пятом году) пережил то же самое в том же городе, на том же вокзале, на той же горушке. Все совпадало до мельчайших деталей. Разве что трансформаторная будка давненько уж стояла новая.

Разве что побудительные мотивы оказались другими, и человек, судя по некоторым обмолвкам, был не военный. Опять-таки лето, и жаркое. Как со многими случается, человеку вдруг приспичило по-большому так, что нет никакой мочи терпеть. А в туалете какие-то неполадки, там возятся сантехники, свободна оказалась только одна кабинка, и очередь к ней выстроилась приличная, настроенная никого вперед не пропускать. А подпирало крепко. И автор письма, как когда-то сержант, решил поискать укромное местечко в окрестностях. Как и сержант, очень быстро пришел к выводу, что все дела распрекрасным образом можно сделать за будкой, не попадая под посторонние взгляды.

Купил газетку и стал подниматься к будке. Сразу обнаружил, что не он первый такой умный: за будкой было изрядно нагажено, настолько, что устраиваться там нисколечко не тянуло. И он полез в кустики, здорово разросшиеся с военных времен.

Там его и накрыло. Выбросило в то же самое другое место. В точности соответствовавшее описанию сержанта: морозец, заснеженная равнина, обрыв, река подо льдом, а за ней заснеженный лес. И те самые две луны, разве что синеватая стала серпиком, растущим, обращенным концами влево, как в таких случаях наша луна. А красно-коричневая оказалась почти полной, и обе стояли в других точках небосвода (ничего непонятного: оба туда угодили в разные месяцы, потому, нечего голову ломать, фазы тамошних лун были уже другие, и стояли они в других точках ночного неба).

Второму пришлось кое в чем чуть похуже, чем сержанту, – морозец там стоял неслабый, а на рассказчике были легонькие брючки, футболка и сандалии. Как и сержант, он чуть пометался, как и сержант, не сорвался в панику, вернулся на то место, откуда, так сказать, вышел, стал там топтаться – и его вышвырнуло назад. Даже борсетку не обронил.

Вылетел из кустов – а поскольку потребность не пропала, пристроился у будки. Не понос, конечно, но пронесло хорошо, как он сам предполагал, еще и от пережитого только что страха… До поезда было время, он поступил, как исконно русский человек – пошел в ресторан и прилично употребил, да еще взял в поезд бутылку коньяку, каковую у себя в купе и выпил, едва поезд тронулся. А на другой день изрядно распохмелился в вагоне-ресторане – и все случившееся как-то сгладилось.

До того как наткнуться на мою книгу и написать мне письмо, он никому ничего не рассказывал год – ни друзьям, ни жене. Крепко подозревал, что не поверят. Ну, а с Интернетом как-то легче – все равно что откровенно поговорить о своей жизни с незнакомым попутчиком в купе, зная, что никогда в жизни его больше не увидишь. Подписался он только именем, не факт, что настоящим (как говорится – «Это Интернет, детка!»), не назвал ни фамилии, ни других о себе подробностей, не написал, куда ехал, живет ли в том городе или оказался там проездом.

Зато, в отличие от сержанта, назвал город. К тому времени я в нем не раз бывал, отлично знал и вокзал (правда, после войны изрядно перестроенный), и горушку с кустиками помнил, вроде бы и будка там была, я особенно не приглядывался, ни к чему, выпить распрекрасным образом можно было и на вокзале, а туалеты работали исправно.

Такие дела. Когда два разных человека с разницей в шестьдесят с лишним лет столкнулись с одним и тем же загадочным явлением, поневоле начинаешь верить и относиться серьезно.

Тем и кончилось. Новых писем не последовало. Мне самому не было никакого резона сочинять пространные письма в какое-нибудь научное учреждение, прекрасно помнил фразу из одного фантастического романа: «Ученые, Толя, самый недоверчивый народ на земле». А уж в те самые помянутые газетки-журнальчики, сшибающие бабло на мнимых сенсациях, в жизни не писал и не намерен.

Что до меня самого… Есть сильные подозрения, что тогда, полжизни назад, в восемьдесят втором, назови сержант город, я бы туда непременно поехал и поискал бы место. Главное было бы – не паниковать, вести себя, как сержант.

Молодой был, глупый в двадцать-то шесть годочков. В пятьдесят я и с места не сдвинулся. Именно потому, что как раз верю: есть там такое местечко, со всеми вытекающими… В пятьдесят лет, с высоты житейского опыта, на многое смотришь иначе. И ни за что не сунешься очертя голову в такое вот местечко. Нет полной гарантии, что оттуда, откуда удалось вернуться назад двоим, непременно вернется каждый сунувший туда нос. Мало ли что. Дорога назад может и не открыться. Или столкнешься нос к носу с серьезной местной зверюгой, от которой так просто не отобьешься, – коли уж там есть лес, может оказаться и разнообразная фауна, в том числе и хищники, не залегающие на зиму в спячку. Чересчур рискованно, а потому город я не назову, уж простите. В свое время сержант сказал (и я с ним полностью согласен): пусть уж в такие места лазят сгорающие от любопытства пионеры из старых приключенческих романов. Пионерии давно уже нет, но суть дела от этого не меняется.

Главное, такие места есть. Приходилось кое-что слышать от людей, безусловно заслуживающих доверия. И, кстати, далеко не все загадочные исчезновения выдуманы для гонорара шустрыми газетчиками. Вот вам исторический факт: Рудольф Дизель, изобретатель получившего его имя двигателя, сел на корабль во Франции, а по прибытии в Англию его на борту не оказалось.

Впрочем, парочку убедительных, вполне жизненных объяснений подыскать можно. Скажем, некие конкуренты по каким-то своим причинам стукнули темной ночью по голове и бросили тело за борт. В 1913 году подобные случаи не достигли размаха последующих десятилетий, но уже случались. Или он сам во внезапно накатившем приступе безумия прыгнул за борт.