Валерия Спасская - Время светлячков

Алина тогда пришла с прогулки и кралась на цыпочках, чтобы в сенях её не услышали привидения, которых она всегда боялась. Взрослые не докрыли дверь, и что-то дёрнуло Алину остановиться около щелки. Не выдавая себя, она прильнула щекой к холодной искусственной коже двери, мягкой из-за ваты внутри, которая торчала из дырок и пахла чем-то затхлым. Алина дышала очень тихо и сама слышала своё дыхание лишь потому, что оно скользило по коричневой коже двери прямо рядом с носом и отражаясь, возвращало ей звук и теплоту.

— Это даже хорошо, что она ничего не помнит, — приглушённым голосом говорила мама.

— Но как ты думаешь, почему? — немного взволнованно спрашивал дедушка. — Может быть, показать её врачу? А вдруг у неё то же, что и у меня?

— Нет, нет, не думаю, — отвечала мама, — мне кажется, когда умер Вася (а это же было всё в один год), она так сильно расстроилась, что забыла и многое другое. Мы и сами забыли про неё тогда — ты помнишь?

— Да, — ответил дедушка, — а вечером еле отыскали. Она сидела на чердаке тихо, словно мышь, а потом не говорила три дня. Мало того… помнишь, у неё потом ещё как-то на целую неделю отнялись ноги.

— Да, точно! Но терапевт тогда сказал, что это какой-то парез, бывает в детстве, а потом проходит, ничего страшного. Но я покажу её врачу, хорошо. Только вот какому?

Дальше Алина не хотела слушать, потому что ужасно боялась врачей, она забыла про осторожность и вбежала в комнату с круглыми глазами.

— Не надо к врачу, мамочка, пожалуйста! У меня же всё хорошо, правда!

Но сама она не была уверена, что у неё всё хорошо. Иногда Алина не помнила даже некоторых вещей, происшедших недавно. Она завела дневник, где по вечерам расписывала все события дня с интервалом примерно в 2 часа и так немного контролировала свою память, но иногда и с этим дневником случались проколы: порой она действительно не могла вспомнить, куда подевались некоторые часы её жизни. Хотя в последнее время с ней начало твориться что-то странное. Она стала немного нервной и впечатлительной, и иногда её вдруг накрывали вспышки озарения, как будто всплеск красок в сознании, и она бегом бежала к своему шкафчику, чтобы достать зарытый среди белья блокнот и сверху по заштрихованному простым карандашом тёмному пятну прописать возвращённое памятью событие во времени.

Вот так же и сейчас, гуляя по лесу после странного видения в реке, девочка вспомнила тот фрагмент, который был даже не вписан в дневник, потому что это происходило ночью, а ночь она не считала временем важных событий жизни. Однако…

Между кроватью и круглым столом было небольшое пространство. Когда Алина наклонила голову, пытаясь различить источник звука, она в ужасе вздрогнула, потому что увидела в этом узком месте сгустившиеся тени, казавшиеся живыми. Там что-то шевелилось и всхлипывало.

Девочка инстинктивно подобрала ноги и прикрыла их одеялом, но видение не исчезло. Живое пятно снизу подняло голову, и Алина будто бы увидела себя в зеркале. На неё смотрела девочка с длинными волосами — в темноте сложно было различить их цвет, но казалось, что они точно такие же, как и у Алины — светло-русые и будто бы чуть припорошённые пеплом. Глаза у девочки были припухшие, и она плакала. Она была одета во что-то бесформенное, по цвету и структуре напоминавшее мешок для картошки, голые худые коленки, торчавшие из мешка, были очень бледными, как и лицо девочки, будто она вообще не бывала на солнце. Непонятно, как Алина могла заметить это во тьме, может быть, именно потому, что белая кожа отчаянно выделялась на фоне сгущённых теней, да и глаза начинали привыкать к почти отсутствующему освещению.

К тому же лёгкий свет луны лился из окна. Его было недостаточно, чтобы видеть чётко, но хватало для большинства важных деталей. Алина не сомневалась, что это не сон и сперва задрожала от ужаса, но этот ребёнок, похожий на неё, был так несчастен и одинок, что она как-то неожиданно для себя вдруг успокоилась.

— Кто ты? Что с тобой? — участливо спросила Алина, не решаясь, правда, вылезти из-под одеяла и спуститься вниз.

Так было безопаснее.

— Разве ты меня забыла? — спросила девочка с отчаянием в голосе. — Я помню тебя! Я всё-всё помню! Как мы играли с тобой у берёзы возле реки, у нас были куклы: Даша и Катя. У твоей Даши были соломенные волосы и красное платье в горох, а Катя до сих пор со мной, ты помнишь?

— Да, да, конечно, — Алина сама не понимала, что происходит, но у неё действительно когда-то была кукла с соломенными волосами в гороховом платье, только она уронила её случайно в костёр лет в семь, и кукла сгорела, так что девочка никак не могла об этом знать.

Но губы Алины вдруг непроизвольно начали произносить другие вещи, и непонятно было, что появлялось раньше: слова или образы в голове.

— Я помню Катю, — пробормотала она, — у Кати рыжие вьющиеся волосы, голубое платье, и мы нарисовали ей веснушки красным фломастером, чтобы она была совсем похожа на соседку Аню.

Девочка, сидящая возле кровати, улыбнулась.

— Да, — сказала она, — сейчас эти пятнышки почти стёрлись, но их немного видно…

И улыбка снова сошла с её губ, а бледное личико исказилось гримасой: казалось, она снова вот-вот заплачет.

— Не плачь! — не понимая, что делает, Алина спрыгнула с кровати, забыв даже про ступеньку.

Она села рядом с девочкой на пол и стала пристально разглядывать её. Нет, девочка определённо не была отражением, хотя внешне она и походила на Алину, но лицо казалось более худым, а взгляд таких же серых глаз таил печальную скрытую силу и спрятанное глубоко в подсознание безысходное страдание. Но в этой девочке был какой-то стержень, что-то энергичное и жёсткое, чего не хватало расхлябанной, мечтательной и забывчивой Алине.

— Мама спит? — спросила девочка.

Теперь она смотрела смелее и улыбалась, но в её вопросе дрожащими нотками сквозила боль.

— Да, в соседней комнате, — растерянно ответила Алина.

— Я бы хотела посмотреть на неё…

— Но… кто ты? — Алина протянула руку, чтобы коснуться руки таинственной подруги, но девочка вздрогнула и отстранилась. Лицо её стало серьёзным и очень испуганным.

— Не трогай меня, — сказала она, — это магия. Если ты тронешь, то я исчезну. Я очень старалась, чтобы сюда добраться, не мешай, пожалуйста, позволь мне побыть с вами хоть немного!

В голосе девочки слышалось отчаяние, и Алина не стала перечить. Сидя на полу, она смотрела, как странная гостья поднялась и босыми ногами пошла в комнату — туда, где спала мама. Сейчас, когда она двигалась в своей мешковине, то действительно больше напоминала сгусток теней, чем реальное живое существо. Она склонилась над кроватью мамы и долго смотрела на неё. Хотя Алине было страшно, она чувствовала, что не нужно мешать.