Кае де Клиари - Город скелетов 3 [СИ]

Поразмыслив, как лучше сделать — обойти состав или пролезть под вагонами, я решил — пролезть. Неприятное дело, лично для меня. Легко перемазаться и к тому же сам вид громадных колёс, готовых в любой момент двинуться с места, чтобы перерезать человеческое тело, даже не почувствовав сопротивление, не вызывает у меня восторга. Но прыгать в темноте по рельсам и шпалам, чтобы обогнуть поезд с любой стороны, означало рисковать тем, что споткнёшься и полетишь к чертям в эту самую пропасть!

В общем, я решил лезть между колёс.

Со всей возможной осторожностью, опускаюсь на четвереньки и вползаю под вагон, чувствуя себя тараканом, который добровольно лезет под тапок. Но ведь я знаю, что поезд не тронется! Откуда я это знаю? А всё потому, что он из того мира, где, если что-нибудь движется, то это только тогда, когда смотришь в другую сторону. Я накануне вымотался до крайности и проспал весь день, вот и не видел, как поезд ехал всё это время. Теперь я не сплю, значит, он…

Бумкнуло. По-железному, звонко и глухо одновременно. Потом раздался характерный скрип и скрежет, после чего я понял, что колёса больше не неподвижны. Они качнулись назад, откатившись на четверть оборота, после чего начали движение вперёд, медленно набирая скорость, которая потом станет бешеной. Но ведь сейчас она не бешеная, а значит можно десять раз выскочить, не опасаясь, что это колесо тебя переедет!

Как бы ни так! Таракан, увидев занесённый тапок, пускается бежать, а иногда падает, если его застукали на стене. Человек не таков. Перед лицом опасности мы частенько замираем. Есть мнение, что срабатывает инстинкт, доставшийся нам от прародителей человечества, которые жили в горах. [1] Мысль почерпнута у моего любимейшего писателя — Ивана Ефремова. (прим. авт. ) Действительно, когда карабкаешься по скалам и вдруг камни под твоими руками или ногами начинают шататься, как гнилые зубы, то лучше не дёргаться, а замереть, вжавшись в поверхность скалы, чтобы потом сориентироваться, найти надёжную опору и двинуться в безопасном направлении. Правда, то, что подходит в одной ситуации, не всегда срабатывает в какой-либо другой. Может, наоборот, оказаться гибельным. Вот сейчас, например, меня бы точно спас инстинкт таракана, а я замер, как ушибленный хомо не слишком сапиенс!

Сколько я приучал себя не замирать, и вот, нате же, торчу под пришедшим в движение поездом, как последний дурак! Мимо проплывает громадное колесо, медленно, но страшно. Успел бы выскочить, но стою на карачках и чего-то жду. Чего я жду? Вперёд! Но в это время перед носом прокатывается следующее колесо, оно движется уже быстрее, но всё равно проскочить можно, я почти решаюсь, но… нет…

Я не буду повторять те слова, которыми клял себя в той дурацкой ситуации. Самое чудное заключалось в том, что если уж мне невмоготу было прыгать между движущимися колёсами, то разумнее всего было бы прижаться к шпалам и подождать, когда поезд проедет, тем более что он активно набирал скорость. Но по необъяснимой причине я не сделал этого. Зато я приготовился прыгать между следующими колёсами, которые прокатывались уже на приличной скорости, едва-едва успеть!

Я сгруппировался, сжался в комок, взял в кулак свой страх и приказал нервам не дрыгаться, после чего напрягся и… Видимо, потеряв в непривычной ситуации чувство пространства, я приподнял голову чуть выше, чем следует, потому что дальше был удар по затылку, от которого искры посыпались из глаз, а опора почему-то ушла из-под рук и коленей. Я провалился между шпалами и полетел вниз.

Полёт был недолгим. Каким-то чудом меня «поймала» одна из поперечных балок, расположенных метров на десять ниже железнодорожного полотна. Я приземлился на неё спиной, что само по себе было весьма ощутительно, и ещё раз приложился затылком. Голова у меня крепкая, досталась от предков, привыкших носить боевые тяжёлые шлемы. Вот именно шлема-то мне тогда и не хватало! (Заметка на будущее — обзавестись.) А пока, я смотрел вверх и на фоне, вдруг выглянувшей между туч луны, увидел хвост уходящего поезда. Хорошо ещё, что он не успел набрать скорость, когда меня стукнуло, а то проломил бы череп, независимо от того, насколько он крепкий.

Перед тем, как отключиться я успел подумать — какого рожна я вообще полез под поезд? Надо было подняться обратно в вагон, пересечь в два шага тамбур и открыть дверь с другой стороны. Может быть, она оказалась бы заперта, но это не беда, я бы справился. А теперь, если выживу, то будет нелегко выбраться отсюда, а если нет, то, значит, пойду на корм птицам…

Подушка. Настоящая. Лежу, уткнувшись в неё носом. Голова чуть повёрнута на бок, видимо, чтобы я мог дышать. По шее стекают холодные струйки. Щекотно… Что-то давит на голову сверху. А, ну, да, это же влажный компресс, ведь затылок мой разбит, но, кажется, не проломлен, иначе всё было бы хуже.

Я попробовал пошевелиться. Это у меня получилось, правда, едва-едва. Ладно, добро уже то, что я могу двигаться, значит, тело не парализовано, и то хорошо! Теперь бы узнать, где я?

Ещё чуть-чуть повернув голову, я увидел край кровати, деревянный пол и пустое ведро у изголовья. Ясно, это на тот случай, если меня будет тошнить. Поэтому, я и лежу лицом вниз, чтобы не захлебнуться собственной рвотой, пока пребываю без сознания.

Итак, я в чьём-то доме. Кто-то нашёл меня там, на мосту, вытащил и принёс к себе домой, чтобы спасти, выходить. Мир не без добрых людей, и я буду рад увидеть таковых, ведь я не пребывал в их обществе уже много лет.

Почему-то среди немногих выживших после катастрофы уничтожившей человечество, оказалось удивительно много самого разного дубья и сволочи. Людей интеллигентных и раньше-то было немного, а теперь, когда законы, хоть как-то сдерживающие тупую людскую неприязнь к тем, кто духовно выше, культурнее, умнее большинства, испарились вместе с государствами, остатки человеческой элиты оказались просто уничтожены, задавлены быдлом. Не все же такие, как я.

Впрочем, я сам себя интеллигентом никогда не считал. Это слишком высокое звание, которого достигает не каждый образованный человек. Видимо, здесь мне по-своему повезло — всю жизнь тянулся к культуре и просвещению, но не перестал быть хищником, по сути. Нет во мне этого добренького — «Не убий!» и «Подставь другую щёку!» Я, когда меня пытаются убить, убиваю в ответ, и только так остаюсь жив. Причём на выстрел отвечаю шквалом огня, а если и подставлю щёку под чью-то ладонь, то отвечу прямым ударом в челюсть, причём на руке у меня будет кастет, хоть и не люблю я драться кулаками.

Так что до интеллигентной беззлобности я не дотягиваю, но умею отвечать добром на добро и ценю доброту в людях. Больше скажу — я ничуть не осуждаю тех, кто добр настолько, что не способен дать сдачи своим врагам. Именно добр , а не глуп. Последнее встречается чаще всего. Я ведь постоянно такое вижу, наблюдая вертикальных баранов, называющих себя людьми. Я их терпеть не могу, бегу от них, как от чумы.