Стивен Кинг - Кладбище домашних животных [litres]

– Что? Джад, не говори ерунды!

– Ты думал о том, чтобы отнести его туда, – сказал Джад. – И не пытайся меня убедить, что у тебя не было таких мыслей, Луис. – Луис не ответил. – Как далеко простирается его влияние? – спросил Джад. – Можешь сказать? Нет, не можешь. Вот и я не могу, хотя прожил здесь всю жизнь. Я знаю о микмаках и знаю, что это место всегда было для них святыней… но нехорошей святыней. Стэнни Би говорил мне об этом. И мой отец говорил мне об этом, потом. Когда Спот умер во второй раз. Сейчас микмаки, администрация штата Мэн и правительство Соединенных Штатов судятся друг с другом за то, кому принадлежит эта земля. Кто ей владеет? Никто не знает, Луис. Уже никто. В разное время на нее предъявляли права разные люди, но их притязания так и остались лишь притязаниями. Например, Ансон Ладлоу, правнук основателя нашего города. Возможно, из белых он имел больше всех прав на эти земли, поскольку Джозеф Ладлоу-старший получил их в дар от короля Георга еще в те времена, когда Мэн был большой провинцией колонии Массачусетского залива. Только Ансону они не достались, он потом до конца жизни за них судился, там сразу же объявились другие претенденты, другие Ладлоу и некий Питер Диммарт, утверждавший, что он тоже Ладлоу по внебрачной линии и что у него есть на то неопровержимые доказательства. А Джозеф Ладлоу-старший под конец жизни изрядно поиздержался, землей был богат, а деньгами – нешибко, и в приступах пьяной щедрости нередко раздаривал собутыльникам по две, а то и по четыре сотни акров.

– А что, никаких записей не велось? – спросил Луис, невольно заинтересовавшись рассказом старика.

– Наши деды не любили вести записи, – сказал Джад, прикуривая новую сигарету от кончика старой. – В первой дарственной на твою землю было указано так. – Он закрыл глаза и процитировал по памяти: – «От большого старого клена на горе Квинсбери до Оррингтонского ручья; вдоль проезжего тракта с севера на юг». – Джад невесело усмехнулся. – Но большой старый клен рухнул году этак в тысяча восемьсот восемьдесят втором и к тысяча девятисотому сгнил окончательно, а Оррингтонский ручей пересох и зарос – как раз в промежутке между Первой мировой войной и крахом на бирже. В общем, все окончательно перепуталось. Только Ансону было уже все равно. В тысяча девятьсот двадцать первом году его убило молнией, как раз там, на холмах. Неподалеку от старого кладбища.

Луис не мигая смотрел на Джада. Тот отпил пива.

– Но это не важно. Есть много мест, на которые претендует куча народу, там все так запутано, что сам черт ногу сломит, и только законники делают деньги на тяжбах. Черт, еще Диккенс об этом писал. Думаю, что в конечном итоге эти земли вернутся к индейцам, как и должно быть. Но сейчас это не важно, Луис. Я пришел, чтобы рассказать тебе про Тимми Батермэна и его отца.

– Кто такой Тимми Батермэн?

– Один из тех двадцати парней из Ладлоу, которые отправились за океан воевать с Гитлером. Он ушел в сорок втором, а в сорок третьем вернулся в накрытом флагом гробу. Погиб в Италии. Его отец, Билл Батермэн, прожил в этом городе всю жизнь. Он чуть с ума не сошел, когда получил телеграмму… а потом вдруг успокоился. Понимаешь, он знал о старом микмакском могильнике. И уже все для себя решил.

Луиса снова пробрал озноб. Он долго смотрел на Джада, пытаясь понять, лжет старик или нет. В глазах Джада не было лжи. Но сам факт, что он решил рассказать эту историю только сейчас, вызывал подозрения.

– Почему ты не сказал мне об этом в тот вечер? – наконец спросил он. – Когда мы… когда мы закопали кота? Я тебя спрашивал, не хоронили ли там людей, и ты ответил, что никогда.

– Тогда тебе не нужно было об этом знать, – возразил Джад. – А теперь нужно.

Луис долго молчал.

– Он был единственным?

– Единственным, кого я знал лично, – мрачно ответил Джад. – Но единственным за все время ? Я сомневаюсь, Луис. Очень сильно сомневаюсь. Тут я солидарен с Книгой Екклесиаста. Нет ничего нового под солнцем. Точнее, внешние проявления меняются, но суть остается. Что было сделано раз, делалось и прежде… и прежде… и прежде.

Он посмотрел на свои руки в старческих пятнах. Часы в гостиной негромко пробили половину первого.

– Я решил, что человек твоей профессии знает, как определить болезнь по симптомам… и решил поговорить с тобой напрямую, когда Мортонсон из похоронной конторы сказал мне, что ты заказал могильную коробку, а не запечатанную камеру.

Луис долго молчал, пристально глядя на Джада. Джад густо покраснел, но не отвел глаз.

Наконец Луис сказал:

– Похоже, Джад, ты суешь нос в чужие дела. Это меня огорчает.

– Я не спрашивал у него, что именно ты заказал.

– Напрямую, может быть, и не спрашивал.

Джад ничего не ответил и, хотя покраснел еще больше – теперь его лицо цветом напоминало почти созревшую сливу, – все-таки не отвел взгляд.

Луис тяжело вздохнул. На него вдруг навалилась усталость.

– Да хрен бы с ним. Ладно. Может быть, ты и прав. Может быть, мне приходили такие мысли. Но на подсознательном уровне. Я не думал о том, что заказывать. Я думал о Гейдже.

– Да, я знаю, ты думал о Гейдже. Но ты должен знать разницу. Твой дядя владел похоронным бюро.

Да, Луис знал разницу. Запечатанная камера – это целая строительная конструкция, предназначенная для того, чтобы служить очень долго. Она представляет собой врытую в землю прямоугольную форму, залитую бетоном и укрепленную стальными прутьями. После того как туда опускают гроб, вся конструкция закрывается слегка изогнутой бетонной плитой, которую перемещает подъемный кран. Плиту запечатывают специальным герметиком типа того, каким заливают выбоины на асфальтовых дорогах. Дядя Карл говорил Луису, что этот герметик схватывает намертво.

Дядя Карл, который, как и всякий живой человек, любил поболтать (во всяком случае, в компании близких родственников, к коим относился и Луис, несколько лет подрабатывавший в конторе у дяди во время летних каникул), однажды рассказал племяннику об эксгумации, которую они проводили по распоряжению окружного прокурора. Дядя Карл поехал на кладбище, чтобы лично присутствовать при эксгумации. Вскрыть могилу не так уж просто, говорил он. Это совсем не похоже на фильмы ужасов с Борисом Карлоффом в роли монстра Франкенштейна и Дуайтом Фраем в роли Игоря. У людей, насмотревшихся таких фильмов, совершенно неверные представления об эксгумации. Два человека с лопатами и кирками в принципе могут вскрыть запечатанный склеп, но на это у них уйдет месяца полтора. Поначалу все было нормально. С могилы убрали землю, и кран подцепил бетонную крышку склепа. Только крышка не оторвалась, хотя если тянуть ее краном, она должна оторваться. Вместо этого из земли начала вылезать вся конструкция, уже слегка отсыревшая и поблекшая. Дядя Карл крикнул крановщику, чтобы тот перестал тянуть, а сам пошел в контору при кладбище – поискать что-нибудь, чем можно расковырять герметик.