Дэвид Шоу - Черные крылья Ктулху [Истории из вселенной Лавкрафта]

— Это оставил Палаццо. Похоже, у него не все в порядке с головой, — намекнул Джастин.

В недоуменном взгляде девицы забрезжило понимание. Разумеется, она не стала поднимать накладку.

Джастин с трудом встал. Даже находясь в шоке, он сообразил, что, если не думать сейчас о случившемся, ему будет проще выбраться из этой ситуации.

— Вы не могли бы помочь с погрузкой остальных работ в машину? Если вы не слишком заняты.

— А вы уверены, что так можно? Я думала, доктор Палаццо хотел, чтобы выставка продолжалась.

— Он оставил это на мое усмотрение.

Это была меньше чем полуправда. Но какая разница?

— Ну же, давайте. Я хочу вернуться в Катскилл до ночи.

Она помедлила, как будто мысленно подбросила монетку, и капитулировала, едва заметно кивнув. Какого черта, почему бы и нет? Джастин испытал огромное облегчение, но виду не подал! Рано или поздно полиция заинтересуется исчезновением Палаццо. Копы вполне могут поговорить с девчонкой и ухватиться за ниточку. Джастин давал ей по две фотокартины за раз, а сам намеренно мешкал, чтобы она перетаскивала их в одиночку. Чем больше ходок она совершит, тем больше шансов, что она сунет свой нос во все углы фургона и убедится в отсутствии состава преступления.

После он поблагодарил ее, но она лишь уклончиво хмыкнула и поспешила укрыться в глубине здания Листа. Неужели его присутствие настолько нервирует? Впрочем, ушла, и ладно. Надо поскорее посмотреть, что там так болит и зудит на левой стороне груди. Джастин задрал рубашку. К счастью, сверхъестественная связь нарушилась, когда неосторожный удильщик сам угодил в лунку! Не то бы вместо вспухшего красного круга размером с компакт-диск он получил бы эмпатический ожог третьей степени, происхождение которого поди еще объясни в неотложке. Все-таки он везунчик, несмотря на неоплаченный счет за гостиницу!

Джастин отправился в путь. Через несколько минут, если верить указателю на разделительной полосе, он был уже в Массачусетсе. Кажется, ему удалось выйти сухим из воды. Прошло десять дней. Болезненный красный след поблек. Джастин написал директору галереи оставшееся без ответа письмо с извинениями по поводу сорванной выставки, вставил фотографии в новые рамы, и лишь потом зазвонил телефон. Полиция Провиденса, как и ожидалось, хотела с ним поговорить, и он сделал им одолжение на обратном пути с открытия выставки в Филадельфии. Они записали для потомства рассказ робкого и кроткого Джастина. В нем не было ни капли лжи, не было ничего настораживающего. Он не стал грузить их чепухой о ностальгических галлюцинациях, враждебном пришельце, дыре в пространстве и о том, как он сбросил Палаццо в эту дыру. По официальной версии, он потерял сознание во время локального землетрясения, которое прервало спор с Палаццо, а когда он открыл глаза, Палаццо уже ушел. Полиция не задавала вопросов о паричке. Должно быть, он оказался в помойке, прежде чем кто-то сообразил, что это такое, прежде чем Палаццо внесли в списки пропавших без вести. А смотрительница галереи забыла о нем или не сочла достойным упоминания. Джастин перед ней в долгу!

Полиция его отпустила. Несомненно, он был последним человеком на земле, который видел Палаццо живым, но только ему это было известно доподлинно, а у Палаццо наверняка были более застарелые и серьезные разногласия с другими людьми. Джастин надеялся, что на этом с Провиденсом покончено. Слишком опасно пытаться угадать, когда звезды над городом вновь сойдутся в нужном положении!

За рулем на обратном пути он размышлял о том, сколь беспечно отметал любые угрызения совести по поводу своей роли в кончине Палаццо. Строго говоря, он его убил, намеренно или случайно, по необходимости или нет. Но как насчет сотен хладнокровных предумышленных убийств, которые остались нераскрытыми? Целая толпа убийц научилась жить с угрызениями совести, ходить каждый день на работу, целовать жену, воспитывать детей, копить на старость. Джастин даже не просил у судьбы так много. Он тоже научится жить в мире с самим собой, как научился премудростям множества профессий за свою богатую перипетиями жизнь. Тревога, сочащаяся с дна его сознания, мало-помалу уляжется, если не обращать на нее внимания, и будет давать о себе знать лишь раз в несколько месяцев или лет, как все прочие источники чувства вины. Кому станет легче, если он сознается? Он не питал иллюзии, будто тюремная камера или обитая войлоком палата «очистит» его. Честно говоря, не станет ли мир только лучше, избавившись от какого-то надменного престарелого яппи?

На следующий день он сидел в своей солнечной захламленной гостиной с видом на зубчатые вершины гор, который казался таким захватывающим прежде — до того момента, когда перед его взором мелькнул межзвездный водоворот. Он наконец-то разбирал мешок с грязным бельем, накопившимся с тех самых выходных в Провиденсе. Конечно, надо было бы выложить из него старые вещи, прежде чем запихивать очередные при поездке в Филадельфию, но если он и пришел к какому-то новому выводу в последнее время, то это было осознание собственного несовершенства.

Он перевернул мешок вверх ногами, и на кучу прокисших рубашек приземлилась цифровая камера. Джастин не сразу сообразил, что это такое. Он было взял ее в руки, но тут же отшвырнул через стол, как будто его ударило током. На карте памяти были запечатлены уникальные для человеческой истории, исключительно ценные кадры инопланетной жизни, ее взаимодействия с ничего не подозревающей Землей. С другой стороны, лично для него это было напоминание о том, как он балансировал на волосок от смерти перед тем, как совершить убийство. Всякий раз, когда его взгляд задерживался на камере, он вновь испытывал то же головокружение, что в гостинице, когда ему казалось, будто он вот-вот провалится в миниатюрную копию космического портала на экране. Неужели он навсегда останется рыбой на незримом крючке, за который его можно затащить в ту дыру?

Он продолжал жить своей жизнью, как считал нужным, колесил по миру с фотосъемками, выставлял свои работы, зарабатывал неплохие деньги, а камера все это время обрастала паутиной на столе. Джастин упорно не смотрел на нее. Насколько ему было известно, он никогда не испытывал приступов настоящего безумия и не вел себя как сумасшедший, даже когда гости недвусмысленно косились на пыльную камеру на столе и он орал на них: «Там ваш убийца, именно там!» Никто ни разу не осмелился спросить, что он имеет в виду, и он всегда успокаивался, с минуту покусав нижнюю губу верхними резцами, как бы в попытке нащупать посторонний предмет.

Даррелл Швейцер — плодовитый писатель, критик и редактор. Вот лишь несколько его сборников рассказов: «Мы все — легенды» (We Are All Legends, 1982), «Ночная прогулка Тома из Бедлама» (Tom O’Bedlam’s Night Out, 1985), «Временные жильцы и другие страшные истории» (Transients and Other Disqueting Stories, 1993), «Беглецы из воображаемой страны» (Refugees from an Imaginary Country, 1999), «Некроманты и загробные миры» (в соавторстве с Джейсоном ван Холландером; Necromancies and Netherworlds, 1999), «Ночные пейзажи» (Nightscapes, 2000) и «Большой мир и маленький» (The Great World and The Small, 2001). Его перу принадлежат романы «Разбитая богиня» (The Shattered Goddess, 1982), «Остров Уайт» (The White Isle, 1989) и «Маска чародея» (The Mask of the Sorcerer, 1995). «Секенре: книга чародея» (Sekenre: The Book of the Sorcerer, 2004) — это сборник связанных между собой продолжений «Маски чародея», а «Жизнь с мертвецами» (Living with the Dead, 2008) — повесть. Даррелл Швейцер выступил в роли составителя множества антологий критических статей, посвященных ужасам и фэнтези, и был редактором «Таинственных историй» (Weird Tales) с 1988 по 2007 год.