Эдуард Веркин - Тот, кто стоит за спиной [сборник litres]

Но в подвале мы просидели гораздо дольше. Нога у Костика воспалилась изрядно, краснота поползла по сторонам от раны, распухла и ступня, и колено, и ходить он никак не мог. Я опасался, что с ним приключится заражение крови, но с заражением, похоже, пронесло, просто воспаление.

На третий день воспаление достигло пика, колено стало похоже на мячик, Костик скрипел зубами и терпел. Аспирин не помогал, других лекарств не было, Костик лежал, стараясь не шевелить ногой, потому что каждое движение сопровождалось болью. Иногда он впадал в сон, похожий на бред, и снова начинал рассказывать то, что я уже слышал – про отца, про его рацию и про то, что надо уходить на север, только на север.

Ночь прошла неспокойно, я опасался, что Костик начнёт кричать и привлечёт внимание, однако он не кричал, а только всё шептал и шептал, иногда совсем неразборчиво, понятно было лишь слово «север», а под утро он и вообще замолчал, а лишь только скрежетал зубами.

А дальше всё наладилось. Следующим днём жар почти спал, да и рана начала заживать, не очень быстро, но всё-таки, она затянулась гладкой прозрачной кожей, и Костик стал выздоравливать, спал и ел, питался консервами.

Ну и я.

Питались мы, кстати, неплохо.

Огня Костик благоразумно не разводил, еду готовил следующим образом – с вечера наливал в термос кружку воды, всыпал кружку крупы и хорошенько взбалтывал. К утру крупа разбухала, и Костик вываливал её в котелок, после чего смешивал с тушёнкой. Получалось много, как раз на двоих, мы делили получившуюся бурду пополам и обедали. Плотно ели один раз в день, потом пили компот.

Компоты были кисло-сладкие и не очень насыщенные, вкусные, в компотах старушки явно знали толк. После каждого обеда я вскрывал банку, бережно, чтобы не раздавить стеклянное горлышко, после чего Костик разливал компот по кружкам.

А вечером грызли сухари, оказавшиеся неожиданно вкусными.

Остальное время Костик лежал на раскладушке, повернувшись к пробивающемуся из окна свету. Он пил аспирин и читал журнал «Здоровье». А мне было скучно. Читать я не мог, к тому же журнал «Здоровье» мне никогда не нравился, а потом, я не хотел смущать Костика – думаю, картина читающей собаки ему не очень понравилась бы. Поэтому в основном я дремал. Я устроил лёжку на кирпичном фундаменте, возле основания деревянной стены. Здесь иногда двигался воздух – как-никак сквозняк, и я мог улавливать внешние запахи. Снаружи не приносило ничего опасного – горечь далёких лесных пожаров, аромат зацветшего по второму разу шиповника, пыль, ничего живого. Мир остановился. Кроме нас с Костиком в этом мире был лишь паук, свивший паутину в углу, между банками с вареньем.

Ближе к вечеру Костик включал приёмник и бродил по волнам. В эфире стоял треск, и лишь на длинных концах всплывали китайские переговоры, Китай продолжал существовать. Впрочем, это могло быть и записью.

Перед сном Костик разматывал бинт и протирал ногу водкой. Опухоль рассасывалась медленно, и температура держалась, пусть хоть и небольшая, я чувствовал это даже издали. Сделать ничего было нельзя, только ждать.

Мы и ждали.

Через неделю я начал ощущать некоторое психическое угнетение. От потолка, от полумрака, от всего, что случилось раньше. Возможно, клаустрофобия. Всё-таки последние месяцы своей жизни я жил на просторе, дышал воздухом, и такой резкий переход в подвал пользой не обернулся.

Можно было попробовать выйти на воздух и осмотреть окрестности, но я не спешил – не хотелось оставлять следы, зачем лишний риск? Поэтому я по большей части лежал. Развлекался тем, что наблюдал за пауком, который наблюдал за мной. Разговаривал с Костиком. То есть это он со мной разговаривал, а я ему поддакивал – сопел или урчал. Так и беседовали.

Ещё через неделю нога почти зажила. Костик, впрочем, ходил плохо, прихрамывал и не наступал на пятку, в таком состоянии соваться наружу не следовало определённо. Стоило посидеть в подвале ещё недельку, лучше посидеть сейчас, чем остановиться потом, Костик тоже это понимал и стал лечить свою ногу сильнее. Обнаружил в запасах бутылку с какими-то настойками и стал три раза в день прикладывать из этих настоек компресс. Кроме того, он жевал сырую свёклу и на ночь обкладывал этой жвачкой.

Дни тянулись медленно, сквозь полумрак и сквозь сон, одинаково и спокойно, и вот в один из дней я проснулся от странного ощущения. Что-то в мире было не то, только я долго не мог понять, что именно.

Голова вот болела. Начала ещё вчера, а сегодня продолжила, прямо с утра. Что-то саднило в центре лба, точно кто-то очень и очень упорный собирался просверлить мне переносицу. Я вспомнил, что ночью меня беспокоили странные звуки в доме. Он точно ожил, скрипел половицами, потрескивал стёклами, вздыхал печкой, уснуть под такую музыку удалось далеко не сразу. Но постепенно привык, а когда открыл глаза, то увидел, что свет, пробивающийся из окошка, поменялся. Обычно жёлтый и насыщенный, он сделался серым и равномерным, я поднялся из ватника и выглянул.

В непривычном освещении мир казался чужим и посторонним, глаза, привыкшие к яркому и слепящему, не узнавали двор в мягком и блёклом. Сначала я вообще почти ничего не разглядел, только муть, точно всё окружающее пространство залили молоком, красиво и спокойно, светло, и все предметы стали округлыми и потусторонними.

И вдруг я увидел тварь.

Она стояла у высохшей яблони и смотрела прямо на меня. Это было так неожиданно, что я чуть не сорвался с фундамента. Во всяком случае, едва удержался, чтобы не затявкать. Я сомневался, что она меня видела, просто чутьё убийцы заставило её остановиться возле нашего дома и проверить. Может, она стояла там уже несколько часов, сливаясь с выгоревшей чёрной корой, караулила, ждала движения или какого другого звука.

Я замер, стараясь унять дыхание и даже сердцебиение. Потому что тварь оказалась здесь явно не случайно. Она хотела есть, они ведь всегда хотят есть, они не остановятся, пока не сожрут всех, кто встретится у них на пути.

Нет, терпеливые они. Я думаю, они во многих городах сейчас сидят и караулят, ждут. Точно пауки.

Странно она стояла, необычно, я никак не мог понять, что именно меня смущало. И вдруг догадался. Как-то уж слишком расслабленно, как будто она спала стоя.

И ещё что-то…

Что-то изменилось, я никак не мог понять, что именно.

– Бугер! – позвал меня Костик. – Бугер, ты чего?!

Я едва не завыл. Едва не откусил себе язык.

Потому что тварь услышала. Она чуть наклонила голову и повернула ухо в нашу сторону, хотя уха у неё, в общем-то, уже не было, так, какие-то гнилые обрывки.

– Бугер!

Тварь ожила окончательно и направилась к нам. Всё.

Тварь шагала по траве к нашему дому, и трава ломалась с хрустальным звуком. Как будто была из стекла. Я вдруг испугался, что мир остекленел, но потом до меня вдруг дошло то, что должно было дойти сразу, едва я открыл глаза.