Айра Левин - Ребенок Розмари [litres]

Вошли Ги и доктор Сапирштейн. Оба были какие-то решительные и мрачные.

– Где ребенок? – повторила она свой вопрос.

Ги подошел к кровати, наклонился и взял ее за руку.

– Милая, – начал он.

– Где он?

– Милая… – Он хотел еще что-то сказать, но не мог и повернулся к доктору, ища в нем поддержки.

Доктор Сапирштейн внимательно посмотрел на нее. В его усах застрял кусочек кокосовой скорлупы.

– У тебя были осложнения, Розмари, – сказал он. – Но на следующие роды это не повлияет.

– Он… – Она с ужасом уставилась на доктора.

– Умер, – подтвердил тот.

И кивнул.

Розмари перевела взгляд на Ги.

И Ги тоже кивнул.

– У него было неправильное положение, – пояснил Сапирштейн. – В больнице я, возможно, и смог бы что-нибудь сделать, но у нас совсем не было времени везти тебя туда. А пытаться сделать что-то здесь было бы… просто опасным для твоей жизни.

– У нас с тобой еще будут дети. Как только ты немного поправишься. Я тебе обещаю, – нежно сказал Ги.

– Совершенно верно, – согласился доктор Сапирштейн. – Можно будет попробовать уже через несколько месяцев, и шансы, что повторится что-то подобное, ничтожно малы – один на тысячу. Такое случается очень редко – один раз на десять тысяч рождений. Сам же ребенок был абсолютно здоровый и нормальный.

Ги сжал ее руку и ободряюще улыбнулся.

– Как только ты поправишься…

Розмари посмотрела на него, потом на доктора Сапирштейна с кусочком кокосовой скорлупы в усах.

– Вы врете. Я вам не верю. Вы оба врете.

– Милая, – начал Ги.

– Он не умер, – сказала она. – Это вы забрали его. Вы мне все врете. Вы колдуны. Вы врете. Врете! Врете! Врете!!

Ги прижал ее плечи к кровати, а доктор Сапирштейн сделал укол.

Розмари ела суп и маленькие кусочки хлеба с маслом. Ги сидел рядом и тоже ел бутерброд.

– Ты просто сошла с ума, – говорил он. – Ты совсем свихнулась. Это иногда происходит у беременных на последних неделях. Так говорит Эйб. Он даже сказал, как это называется. Какая-то там горячка, вроде истерии. И у тебя она началась в полную силу.

Розмари ничего не ответила и зачерпнула полную ложку супа.

– Послушай, – продолжил он. – Я знаю, почему ты считаешь, что Минни и Роман – колдуны, но как ты приписала к ним Эйба и меня?

Она опять ничего не ответила.

– Хотя, наверное, глупо об этом спрашивать. При горячке такой бред начинается беспричинно. – Он взял еще кусочек хлеба и откусил сначала с одного конца, потом с другого.

– Зачем ты обменялся с Дональдом Бомгартом галстуками? – спросила Розмари.

– Почему я… а это тут при чем?

– Тебе нужна была его личная вещь, чтобы они смогли наслать на него порчу и ослепить.

Ги дико уставился на нее.

– Милая, о чем ты говоришь, ради всего святого!

– Ты знаешь.

– Бог ты мой! Я обменялся галстуками, потому что мне больше понравилась расцветка его галстука, а ему нравился мой. А ничего не сказал тебе, потому что это, как мне показалось, слегка отдает голубизной, и я просто постеснялся.

– А где ты достал билеты на «Фантастикс»?

– Что?

– Ты сказал, что тебе их дал Доминик, а он ничего не давал.

– О господи! И поэтому я стал колдуном? Да мне их дала девушка по имени Норма, фамилии не помню, мы с ней познакомились на прослушивании, ну и выпили по паре коктейлей. Ну, а Эйб-то что натворил? Как-нибудь по-особому завязал шнурки на ботинках?

– Он пользуется таннисовым корнем. А это дьявольская вещь. Его медсестра сказала мне, что от него так пахнет.

– Может быть, Минни тоже подарила ему амулет, как и тебе. Ты хочешь сказать, что им пользуются только колдуны? Это даже странно!..

Розмари промолчала.

– Давай, милая, называть вещи своими именами. У тебя была обыкновенная предродовая горячка. А теперь ты отдохнешь как следует, и все пройдет. – Он нагнулся и взял ее за руку. – Я знаю, что с тобой сейчас стряслось самое ужасное в жизни. Но с этого момента все будет хорошо. Фирма «Уорнер» вот-вот предложит мне большую роль, и компания «Юниверсал» тоже мной заинтересовалась. Я быстро пойду в гору, и скоро мы уедем из этого города, поселимся в Беверли-Хиллс. У нас будет бассейн, собственный сад с травами и все такое прочее. И дети тоже, Ро. Честное слово! Ты же слышала, что сказал Эйб. – Он поцеловал ей руку. – Ну, мне пора бежать на работу завоевывать себе популярность.

Он встал и направился к двери.

– Я хочу посмотреть твое плечо.

– Да ты что?

– Да. Дай мне посмотреть. Левое плечо.

Ги озабоченно посмотрел на нее и сказал:

– Ну хорошо. Все, что ты пожелаешь.

Он расстегнул воротник и снял через голову голубую вязаную рубашку. Под ней была еще белая майка.

– Обычно я люблю это делать под музыку, – улыбнулся он, снял майку, подошел к кровати, нагнулся и показал Розмари левое плечо. Никакого знака там не было. Просто маленький след от прыщика. Потом он продемонстрировал ей правое плечо, грудь и спину.

– А остальное потом, – пошутил Ги.

– Хорошо.

Он добродушно усмехнулся.

– А теперь вопрос: мне можно одеться или идти прямо в таком виде и перепугать насмерть Лауру-Луизу?

Грудь Розмари наполнялась молоком, и надо было ее опорожнять. Доктор Сапирштейн показал ей, как пользоваться резиновым отсосом для молока, напоминавшим стеклянный клаксон. Несколько раз в день к ней приходила Лаура-Луиза, или Хелен Виз, или кто-нибудь еще с небольшой мензуркой. Она сцеживала из каждой груди одну-две унции чуть зеленоватой жидкости, пахнущей таннисовым корнем. Когда прибор и мензурку уносили, Розмари снова ложилась в постель и едва сдерживала слезы, разбитая и одинокая.

Заходили Джоан, Элиза и Тайгер, минут двадцать она разговаривала по телефону с Брайаном. Присылали цветы – розы, гвоздики и желтые азалии – от Аллана, Майка и Педро, и еще от Лу и Клаудии. Ги купил новый телевизор и пульт дистанционного управления к нему, который он поставил рядом с кроватью. Розмари смотрела разные передачи, ела и принимала таблетки, которые ей давали.

Пришло письмо с соболезнованиями от Минни и Романа – по странице от каждого. Они писали из Дубровника.

Постепенно швы перестали болеть.

Как-то утром, недели через две или три, ей послышался за стеной детский плач. Она выключила у телевизора звук и прислушалась. Где-то вдалеке действительно плакал ребенок. Или нет? Розмари встала с кровати и отключила кондиционер.

И тут вошла Флоренс Гилмор с отсосом и чашечкой для молока.

– Вы слышите голос ребенка? – спросила ее Розмари.

Обе прислушались.

– Нет, дорогая, не слышу, – простодушно призналась Флоренс. – Ложись в кровать, тебе нельзя много ходить. Зачем ты выключила кондиционер? Не стоит, день сегодня ужасный. Все просто умирают от жары.

Днем она опять услышала плач, и по непонятной причине молоко тут же начало прибывать.