Анна Кудинова - Санки [litres]

Все шло по плану, я тихо собрался, положил в карман папин фонарик и уже в коридоре вспомнил про свой арест, на ночь мама закрывает входную дверь и прячет все ключи у себя в спальне, как же можно было забыть об этом? Я схватился за голову и стал думать, как выйти. Первое, что пришло мне на ум, – это окно, я мог бы спрыгнуть, всего три этажа, внизу мягкий сугроб, но как я вернусь обратно? Не пойдет – если меня раскроют, то на моем окне завтра же появится решетка, нужно что-то надежнее. Я стал размышлять, где могут лежать ключи, мысленно бродя по спальне и пытаясь думать, как мама. Наверно, в шкатулке. Нет, наверно, в хрустальной вазе, что стоит прямо над ее головой. Место должно быть удобное и доступное, учитывая, что она делает это каждый день.

Вдруг я почувствовал, как в кармане что-то зашевелилось, будто там проснулась маленькая лиственная ящерица, она ерзала по карману и щекотала мне ногу. Это еще что? Я брезгливо отпрыгнул и широко распахнул правый карман, из левого достал фонарь, включил и направил вглубь, не решившись залезть рукой. В кармане, как и прежде, лежали три школьных ключа, я вынул их и увидел, что один из ключей поменял свою форму, тот, что от дальнего кабинета на третьем этаже, тщательно всмотрелся – его резьба стала походить на ключ от входной двери. Лоб вспотел, к нему неприятно прилипли волосы то ли от страха, то ли от жары, я стер пот рукавом, трясущимися пальцами поднес ключ к замочной скважине, вставил и повернул. Дверь открылась, я взял санки и вышел на улицу, затем положил ключ в карман, немного подышал и пошел. «С ключами я буду разбираться завтра, сначала санки, иначе так можно сойти с ума, если, конечно, это еще не произошло, – думал я по дороге. – В любом случае, если мне помогли выйти, значит, кому-то это надо, и, скорее всего, я следую по верному пути». Дорога впереди уходила вниз, ноги заскользили по накатанному льду, я расставил руки будто крылья, чтобы удержать равновесие, и прокатился несколько метров вниз, санки брюзжали сзади, а в конце горки догнали меня и даже выкатились вперед. Восторженно вскрикнув, я еле-еле удержался на ногах. Мне нравились ночь, тишина, темнота, город будто бы принадлежал только мне, в это время в нем не было Дена, завуча, учителей, физрука и даже мамы с папой.

Звезды рассыпались по небу так ярко, словно хотели осветить мой путь, они провожали меня, подмигивая из темной небесной бездны. Я прошел еще две улицы и, вспомнив неудачный опыт с сотрудниками полиции, свернул в обход проезжей части. Пробежал вдоль леса и попал на узкую улочку в частном секторе города. Она почти не освещается ночью, и ее не чистят от снега, что значительно замедлило мой ход. Вдали слышался вой собак, он тоскливо резал ночную тишину на две части, периодически стихал и завывал вновь. Дорога расширилась и завернула на улицу, что вела к школе, я был почти у цели, когда почувствовал сзади чье-то присутствие. Обернулся, вгляделся, ничего не увидел, но на всякий случай прибавил шаг, вскоре я услышал тяжелое, прерывистое дыхание и множество мелких шагов – это была стая бродячих собак, они быстро нагнали меня, окружили с обеих сторон, скалясь и издавая страшный лай. Я побежал так быстро, как мог, а одна псина из стаи, самая злая, нагнала меня и схватила за ногу, я подпрыгнул, пытаясь на лету пнуть собаку ногой, но, не успев сгруппироваться, упал прямо на оказавшиеся подо мной санки. В этот миг земля наклонилась, они понеслись вперед, словно с самой большой и крутой горы в мире, я вцепился пальцами в решетку, чтобы не упасть, встречный ветер обжигал щеки, в глаза и рот залетал снег. Я пронесся с небывалой скоростью до конца улицы и, врезавшись в сугроб, вылетел вперед, а санки остались торчать в снегу. Земля выпрямилась обратно, сделавшись ровной, как и была прежде. Вот это да. Вот так ударился, хорошо, что не потерял сознание. Иначе завтра вся школа обсуждала бы мой найденный на дороге, обглоданный бродячими псами труп. Я отряхнулся, вытащил сани и пошел дальше, чувствуя сильное жжение кожи в области колен и голени.

Хрустящий, словно квашеная капуста, снег, выдавал мои шаги, я то и дело оборачивался, вглядывался в темноту, крутил головой, будто фонарь морского маяка, настороженно проходя полный круг своим зорким, прищуренным взглядом. Добравшись до двери заднего хода, я прижался к ней максимально близко, плотно прислонив ухо, которое тотчас примерзло к ледяному металлу. За дверью было тихо, я стянул варежку, достал все три ключа и, сразу найдя среди них нужный, открыл дверь. Внутри меня все трепетало, такое под силу только героям заграничного боевика, что показывают в праздничные дни по телевизору. А тут вдруг на месте главного героя я сам, не верится, будто бы это происходит во сне.

Я поднял санки и тихо прошел по узкому темному коридору в кухню. Включил фонарик, осмотрелся. Вся кухня была уставлена разными по размеру алюминиевыми кастрюлями, на которых была изображена цифра восемь, все они были грязные, покрытые толстым, вековым слоем пыли. «Почему их все пронумеровали одним числом?» – задумался я, вспомнив десятку на огромном котле с борщом, что варит кухарка к обеду. Затем направил луч на стену и поначалу даже не понял, что это, вгляделся – по углам вилась огромная длинная паутина, свисающая до пола. Меня охватил ужас, я поставил санки на пол и тут же понял, что они наконец-то, после долгих скитаний, попали домой.

«Нужно бежать отсюда, пока не поздно, бежать и не оборачиваться», – говорил я себе, но ноги не слушались моей команды, они медленно продвигались вперед, прошли актовый зал, коридор, раздевалку. Все стены покрывала мокрая, вонючая плесень, живущая своей жизнью, она извергала густую слизь, что стекала со стен и двигалась вперед, словно подталкивая следовать за ней. Я шел по заброшенному лет сто назад зданию и не понимал, как это может быть, ведь еще вчера школа выглядела совсем иначе. Впереди показалась тусклая полоска света, я тут же выключил свой фонарик, свет горел в подсобном помещении, где наш завхоз хранил свой инвентарь и вообще проводил все рабочее время. Я подкрался и заглянул в узкую щель над нижней петлей, Петрович спал на длинной деревянной лавке, поджав ноги, обутые в валенки, и накрывшись грязной рабочей телогрейкой, которая вибрировала от храпа, когда он вдыхал сырой, влажный воздух. Мне стало жаль его, я подошел и заглянул ему в лицо, оно было серым и неприятным, раньше он выглядел намного лучше, наверно, еще не оправился после болезни. Храп на минуту затих, и я бесшумно удалился из его покоев, дождался, пока он снова захрапел, и, включив фонарь, пошел дальше. С потолка свисали большие капли, они с тяжестью отрывались и летели вниз, создавая красивую мелодию. Я вслушался и понял, что музыка доносится из кабинета на втором этаже, где стоит рояль. «Беги, беги, беги», – шептали ноты прямо мне в ухо, но я не мог, мне хотелось знать больше.