Йон Линдквист - Впусти меня [Литрес]

– Ну, показывал, и что?

– Когда?

Мама стряхнула с блузки невидимую пылинку, потерла руками плечи:

– Что-то холодно.

– Ты о папе вспоминаешь?

– Да, все время.

– Все время?

Мама вздохнула, наклонила голову, пытаясь заглянуть ему в глаза:

– К чему ты клонишь?

– К чему ты клонишь?

Она накрыла ладонью его руку, лежавшую на перилах.

– Пойдешь завтра со мной к папе?

– Завтра?

– Да. Завтра же День Всех Святых.

– Это послезавтра. Пойду.

– Томми…

Она отцепила его руки от перил, развернула к себе лицом. Обняла его. Он немного постоял, затем высвободился из ее объятий и вошел в квартиру.

Надевая куртку, он сообразил, что ему нужно выманить маму с балкона, если он хочет подобрать стрелка. Он окликнул ее, и она тут же возникла на пороге в надежде услышать хоть одно его слово.

– Ладно… Стаффану привет.

Мама расцвела:

– Передам. Хочешь, останься?

– Да нет, я… Его, может, всю ночь не будет.

– Да уж. Я немного волнуюсь.

– Не волнуйся. Уж что-что, а стрелять он умеет. Пока!

– Пока…

Входная дверь захлопнулась.

– …сынок.

Внутри «вольво» что-то приглушенно стукнуло, когда Стаффан на полной скорости въехал в бордюр тротуара. Челюсти лязгнули так, что в голове загудело. На какое-то мгновение он потерял зрение и чуть не задавил старика, направлявшегося к толпе зевак, что собрались вокруг полицейской машины у главного входа.

Стажер Ларссон сидел в машине и разговаривал по рации. Наверное, вызывал подкрепление или «скорую». Стаффан припарковался за ним, чтобы не перекрывать дорогу подкреплению, вышел и запер дверь машины. Он всегда запирал ее, даже если выходил всего на минуту, – не потому, что боялся угона, а чтобы выработать автоматизм и однажды, не дай бог, не забыть запереть служебную машину.

Он направился ко входу, стараясь выглядеть как можно солиднее перед собравшейся публикой; он знал, что обладает авторитетной внешностью. Бо`льшая часть публики, наверное, сейчас думала: «Ага, наконец-то пришел человек, который быстро во всем разберется».

Внутри, прямо возле двери, стояли четверо мужчин в плавках и с полотенцами, накинутыми на плечи. Стаффан прошел мимо, в сторону раздевалки, но один из них окликнул его: «Простите!» – и подошел, шлепая босыми ногами по полу.

– Простите, я хотел узнать… насчет нашей одежды.

– Что с вашей одеждой?

– Когда мы можем ее получить?

– Вашу одежду?

– Да, она в раздевалке, а нас туда не пускают.

Стаффан открыл было рот – язвительно заметить, что в данный момент их одежда занимает далеко не первое место в списке приоритетов, но тут увидел, как какая-то женщина в белой футболке несет в охапке банные халаты. Стаффан молча указал рукой на женщину и двинулся дальше к раздевалке.

По пути ему встретилась другая женщина в белой футболке, которая вела к выходу мальчика лет двенадцати-тринадцати. Лицо ребенка казалось лиловым на фоне белого халата, замотанного вокруг тела, глаза были пусты. Женщина с укором посмотрела на Стаффана:

– Его мама уже выехала за ним.

Стаффан кивнул. Это что – жертва?.. Его так и подмывало задать этот вопрос, но в суете он никак не мог придумать формулировку поудачнее. Наверняка Холмберг записал имя мальчика и прочую информацию и распорядился передать его в руки матери, которая сама решит, что ему нужно: «скорая», психиатр или терапия.

Общество обязано защищать слабейших.

Стаффан пошел дальше по коридору и взбежал вверх по лестнице, мысленно обращаясь к Господу с благодарностью за явленное милосердие и просьбой дать сил, чтобы вынести предстоящие испытания.

Неужели убийца в самом деле находится в здании?

Возле входа в раздевалку, под табличкой с красноречивой буквой «М», стояли трое мужчин и беседовали с констеблем Холмбергом. Полностью одет был лишь один из них. Второй стоял без штанов, третий – с голым торсом.

– Спасибо, что так быстро, – поприветствовал его Холмберг.

– Он там?

Холмберг указал на дверь в раздевалку:

– Ага, там.

Стаффан кивнул на мужчин:

– А они?..

Прежде чем Холмберг успел что-либо ответить, мужик без штанов сделал полшага вперед и не без гордости произнес:

– Мы свидетели.

Стаффан кивнул и вопросительно посмотрел на Холмберга:

– А может, их стоит…

– Конечно, я просто ждал тебя. Он, похоже, не агрессивен.

Холмберг обернулся к троим мужчинам и вежливо добавил:

– Мы с вами свяжемся. Сейчас вам лучше поехать домой. Ах да, вот еще что. Я понимаю, что это непросто, но постарайтесь не обсуждать происшедшее между собой.

Мужик без штанов криво улыбнулся в знак согласия:

– Вы хотите сказать, кто-то может нас услышать?

– Нет, но под влиянием друг друга вы можете решить, что видели то, чего на самом деле не было.

– Ну уж нет! Я знаю, что видел, и такого извращения я в жизни не…

– Поверьте, это случается с лучшими из нас. А теперь прошу извинить. Спасибо за помощь.

Мужчины двинулись по коридору, что-то бормоча. Холмберг умел разговаривать с людьми. В общем он в основном этим и занимался. Ездил по всяким школам и рассказывал про наркотики и работу полиции. На дело он в последнее время выезжал нечасто.

Из раздевалки послышался металлический лязг, будто уронили лист железа. Стаффан вздрогнул и прислушался.

– Не агрессивный, говоришь?

– Говорят, серьезные телесные повреждения. Вроде как облил лицо кислотой.

– Зачем?

Лицо Холмберга поскучнело, и он повернулся к двери.

– Пойдем узнаем.

– Вооружен?

– Похоже, что нет.

Холмберг указал на мраморный подоконник, где лежал большой кухонный нож с деревянной ручкой.

– Пакета у меня не было. К тому же тот молодец без штанов успел его весь излапать к тому времени, как я пришел. Ладно, потом разберемся.

– И что, так и оставим его здесь лежать?

– У тебя есть другое предложение?

Стаффан покачал головой и сейчас, в тишине, вдруг различил две вещи. Слабый прерывистый свист из раздевалки. Ветер в трубе. Треснувшая флейта. Этот звук – и запах. Запах, который он сначала счел примесью хлорки, пропитавшей все здание. Но это было что-то другое. Резкая, едкая вонь, щекочущая ноздри. Стаффан поморщился.

– Ну что, заходим?..

Холмберг кивнул, но с места не двинулся. Жена, дети. Все понятно. Стаффан одной рукой вытащил из кобуры пистолет, другой нажал на ручку двери. Третий раз за все двенадцать лет службы в полиции ему приходилось входить в помещение с оружием на изготовку. Он не знал, правильно ли поступает, но упрекнуть его было некому. Убийца малолетних. Взаперти, должно быть, в полном отчаянии, да еще и с тяжелыми повреждениями.

Он сделал знак Холмбергу и открыл дверь.

Вонь ударила в нос.