Фрэнсис Вилсон - Кровавый омут

Горилла затряс головой, пытаясь опереться на локоть. Крепкий малый. Череп толщиной, наверно, в два дюйма. Другой удар, за ухо, послал его в чистый нокаут.

Джек подавил сильное желание отделать их по полной программе. Даже без разбитого фонаря света из квартирных окон вполне достаточно, чтоб его разглядели и бросились набирать 911. А тут еще малыш в покрывале, обмякший, как мешок с мукой. Некогда развлекаться. Надо звать на помощь... врача...

Он снова сунул хлыст под рубашку, склонился к ребенку, уловил краем глаза движение позади, оглянулся, почувствовав острую боль в правом боку.

Беллито замахнулся ножом для нового удара, на этот раз в спину, но Джек среагировал вовремя, вскочил, боднул его головой, перехватил запястье, грохнул спиной в дверь, крепко навалился всем телом — грудью, животом, — правой рукой удерживая левую кисть Илая у бедра, левой схватившись за рукоятку ножа.

— Потанцуем? — процедил он сквозь зубы.

Беллито замотал головой. Из ноздрей текла тонкая струйка крови.

— Ты меня ранил...

В тоне слышалось изумление, недоверие...

— Это только начало.

Ножевой удар, хоть почти неболезненный, только добавил злости, разжег желание причинить ответную боль.

Джек посмотрел на длинное тонкое лезвие, похоже на семидюймовый стилет. На нем темные пятна его собственной крови.

— Я же непобедимый... неуязвимый...

— Да ну?

— Да!

Беллито собрался ударить его в пах коленом, но его ноги были надежно зажаты. Попробовал вывернуть нож, пыхтя от усилий, неприятно дыша в лицо.

Джек оказался сильнее, заставив его опустить руку со стилетом. Он сильнее задергался, пришлось снова двинуть его головой. Чертовски приятно. Вставить бы в лоб стальную пластинку и продолжать в том же духе. Расквасить физиономию в кровавую кашу.

Джек упорно тянул руку противника ниже, ниже. Тот вдруг понял и вытаращил затуманенные глаза.

— Нет!

— Сочувствую.

Еще ниже...

— Нет, пожалуйста! Ты этого не сделаешь!

— Посмотрим.

— Невозможно!

— На сей раз ты имеешь дело не с маленьким мальчиком. Знаю, мальчики тебе больше нравятся, потому что они полностью в твоей власти.

— Нет, ты ничего не понял!..

Еще ниже...

Беллито попытался бросить нож, но Джек крепко сжал его пальцы на рукоятке.

— Понял, понял, — проворковал он. — Теперь сам находишься в чужой власти. И как себя чувствуешь, кусок дерьма?

— Ты ошибся! Ошибся!..

Еще ниже...

— Тогда зови на помощь. Давай. Вопи во все горло.

Беллито тряхнул головой с прилипшими ко лбу редкими прядями мокрых волос.

— Правильно. Копы непременно поинтересуются, как тут очутился ребенок и что ты с ним сделал.

Полиция, скорее всего, уже едет. Надо завязывать и убираться отсюда.

Он сильней стиснул руку Илая с ножом.

— Надеюсь, ничего плохого.

Лезвие глубоко вошло в пах, пропоров ткань и плоть. Джек выпустил Беллито и выдернул нож.

Тот выпучил глаза, разинул рот, сложился пополам с болезненным долгим пронзительным стоном, зажимая руками промежность.

— Вспоминай об этом, прежде чем в другой раз посмотреть на ребенка, каждый раз, как посмотришь на мальчика.

Он сложил нож и сунул в карман. На лезвии осталась и его кровь. Не хочется, чтобы формула ДНК вечно тикала, как бомба, в какой-нибудь криминальной компьютерной базе данных. При движении огнем обожгло левый бок, на промокшей под дождем рубашке расплывалось темное пятно.

Проклятье. Нельзя было этого допускать!

Джек поднял сверток, лежавший на все еще неподвижном теле гориллы. Развернул покрывало, открыл круглое личико. Глаза закрыты. Кажется, спит. Пощупан лоб — теплый. Наклонился к приоткрытым губам, уловив теплое дыхание с примесью сладковатого химического запаха. Хлороформ?

Какое облегчение! Мальчик жив. Беллито с гориллой опоили его наркотиком, чтобы без помех затащить в дом и там уже начать свои грязные игры.

Игр сегодня не будет.

Однако что же делать? Инстинкт громко приказывал удирать и уже из машины звонить 911. Значит, оставить малыша наедине с подонками, на которых только зря тратится воздух. Вдруг кому-то из них придет в голову, что мертвые дети ничего не расскажут? Горилла отключился намертво, Беллито стонал на крыльце, лежа в позе зародыша. Вроде оба просто не в состоянии причинить кому-нибудь вред, но рисковать не хочется.

Джек поднял ребенка — в бок словно вновь впился нож, — оглядел улицу, по которой приближалась машина, пропустил ее, побежал под дождем по тротуару, свернул за угол, миновал еще квартал на восток, прячась за стоявшими автомобилями, и направился к Хьюстон-стрит. За полквартала до огней и потока машин нашел крытый подъезд, аккуратно уложил на ступень свою ношу. Мальчик шевельнулся и снова затих.

Он поспешил назад к своей машине за три квартала, выехал на мостовую, взял с переднего сиденья сотовый телефон, набрал 911.

— Слушайте, — сказал он взявшей трубку дежурной, — я сейчас обнаружил ребенка... без сознания. Не знаю, в чем дело. Лучше поскорей приезжайте. — Быстро сообщил адрес и отключился.

Потом оставил машину с работающим мотором за углом от квартала, где лежал мальчик, нашел другой подъезд, удобный для наблюдения. Сирена послышалась лишь через долгие двенадцать минут. Увидев завывавшую и мигавшую «скорую», бегом вернулся к машине.

Трогаясь с места, услышал другую сирену — еще одна «скорая помощь» с мигалкой направлялась к «Шарио Коппе». Должно быть, Беллито воспользовался своим собственным сотовым. Надо было конфисковать его вместе с ножом. Пускай еще чуточку полежал бы, истекая кровью.

Кстати, о кровотечении...

Джек ощупал бок — ладонь сплошь красная. Нечего даже рубашку снимать, и так ясно, тут не обойтись одной перевязкой. Рану необходимо зашить. Значит, придется нанести визит доктору Харгесу.

Он потянулся за телефоном, надеясь, что Харгес на этой неделе не пьет. Наверняка и во сне зашьет, но все-таки...

Доктор с лицензией ему не требовался. Харгеса ее, к счастью, лишили. Значит, он имеет возможность игнорировать правила, обязывающие любого врача сообщать куда следует о ранениях определенного рода. Тем не менее предпочтительно, чтобы иголкой в бок тыкал разумно трезвый человек.

Когда доктор закончил работу, Джек решил сразу ехать домой, найти номер телефона, позвонить брату Беллито. К Эдварду есть серьезные вопросы.

Наконец всплыло имя. Отдельные куски, обрывки жизни возвращаются, но этого мало. Очень мало.

Она жаждала этих воспоминаний в надежде получить объяснение, зачем здесь оказалась, почему переполнена яростью. Но обломки крушения в неведомом море не дают ответов, не несут утешения. Кадры из прошлой жизни, память о радостных днях только усугубляют горечь утраты.