Фрэнсис Вилсон - Кровавый омут

— В каком смысле? — спросил Джек. — Был приверженцем нетрадиционных культов? Придерживался иной веры?

Кристадулу бросил на него непонятный взгляд:

— Нет. Он был одиночкой. Всегда держался в стороне. Ни друзей, ни подружек. Как в ресторан ни заглянешь — один сидит.

Джек надеялся услышать какой-то намек на Иное, на Сола Рому, или как там его настоящее имя, какую-нибудь изощренную анаграмму вроде последней — «М. Аролос», но Дмитрий Менелай даже близко не подходил.

— Почему вы считаете, что с домом что-то произошло при Дмитрии? — спросил Лайл.

— Потому что он его перестроил. Старик Кастор умер в шестьдесят пятом. От рака поджелудочной железы. Мать Дмитрия скончалась в шестьдесят первом году, дом перешел к нему. Я тогда служил агентом в другой фирме, он явился ко мне за советом, просил порекомендовать каменщиков и плотников для перестройки подвала, выбрал пару рабочих из составленного мною списка. Я считал своим долгом следить за работой, частенько забегал... Странное было дело, — покачал он головой.

Давай, давай, давай, мысленно подгонял его Джек.

— А именно?

— Он велел облицевать подвал огромными гранитными плитами, импортированными из Румынии, из какой-то «силовой точки», по его словам, что бы это ни значило. Когда-то из них будто бы была сложена старая, давно рухнувшая крепость, но, если хотите знать мое мнение, я считаю, не крепость, а храм.

— Почему? — спросил Лайл.

— Потому что в некоторые плиты были врезаны кресты.

Джек покосился на Лайла, застывшего на стуле, словно штык проглотил.

— Какие кресты?

— Любопытный вопрос. Необычные. Похожи на заглавное "Т" с горизонтальной перекладиной над вертикальной опорой.

— Тау, — шепнул Лайл.

— Точно! — воскликнул Кристадулу, ткнув в него пальцем размером с кувалду. — Как буква тау. Откуда вы знаете?

Лайл бросил быстрый взгляд на Джека.

— Видели в доме. Разрешите спросить: вы считаете, эти самые плиты с крестами из греческого православного храма?

Кристадулу отрицательно покачал головой:

— Я немало поездил по свету, бывал во многих православных церквях и никогда не видел подобных крестов. Нехорошо таскать камни из храма. Все равно что напрашиваться на неприятности. Это самое и случилось с Дмитрием.

— Имеется в виду самоубийство? — расспрашивал Джек, вспомнив, что Джиа читала об этом в брошюре Лайла.

— Да. У него обнаружили рак поджелудочной железы, он видел, как страдал отец, наверно, не мог вынести мысли...

— Когда это было? — спросил Джек.

— По-моему, в девяносто пятом.

Дом принадлежал ему тридцать лет, думал Джек. В том числе во время исчезновения Тары Портмен. Наверняка причастен к похищению.

— Он не позаботился составить завещание, — продолжал Кристадулу, — поэтому возникли проблемы. У него не было ни детей, ни жены, дом завис в ожидании официального судебного решения. После нескольких лет юридических споров Менелай-Мэнор отошел одному из двоюродных братьев Дмитрия, который не желал иметь с ним дело, обратился ко мне и велел поскорее продать.

— И его приобрел доктор Сингх? — вставил Лайл.

— Очень многие потенциальные покупатели приходили осматривать. Препоной был тот самый подвал, облицованный плитами. Кстати, когда я обследовал дом, прежде чем выставлять на продажу, спустился в подвал и заметил, что все кресты выбиты.

— Почему, не догадываетесь?

— Абсолютно. Точно так же, как насчет земляного пола.

— Постойте, — спохватился Джек. — Там был земляной пол?

— Да. Можете себе представить? Дмитрий выложил кучу денег за импортные плиты, а пол оставил земляной.

Может быть, чтобы легче было закапывать то, чего никто не должен видеть.

— Племянник не желал на ремонт тратить деньги, поэтому мы постоянно сбавляли цену. Наконец дом купил сосудистый хирург по фамилии Сингх буквально за гроши.

— Насколько я помню, за ломаные, — добавил Лайл.

Кристадулу кивнул.

— Они с женой обновили интерьер, обшили гранитные плиты в подвале стенными панелями, пол залили бетоном. Однажды он не явился ни на операцию, ни к себе в кабинет. Полиция занялась расследованием, обнаружив его с женой дома в постели. Обоим перерезали горло.

Это Джек тоже вспомнил.

— Кто?

— Убийцу так и не нашли. Даже подозреваемых не было. Не осталось никаких следов.

— Неудивительно, что люди видят там привидения, — вздохнул Джек.

— Дальше было еще хуже, — продолжал Кристадулу. — Исполнитель завещания доктора Сингха попросил меня продать дом. Я думал, что после самоубийства и двойного убийства его никогда не продать. Потом, к несчастью, явились молодые супруги и выразили желание купить Менелай-Мэнор.

— Несмотря на историю? — уточнил Джек. — Или благодаря ей?

— Знаете, — Кристадулу хлопнул себя по животу, — я их не особо расспрашивал. Очень уж мне не нравилась история дома. Никак не повышала покупательский спрос. Помню, муж, Герберт Лом, сказал, что он не суеверен, а делом, кажется, заправляла прелестная женушка Сара. Они собирались усыновить ребенка, хотели купить дом на семью. И я им его продал. — Он снова откинулся, подняв глаза к потолку. — Лучше бы не продавал.

Дойдя до этого, Джиа перестала читать вслух брошюру, объявив историю «тошнотворной».

— Только не говорите, что им перерезали горло, — охнул Джек.

— Хуже, — с гримасой отвращения сказал Кристадулу. — Вскоре после переезда наверху в спальне был обнаружен зверски изувеченный ребенок, которого они только что усыновили.

Джек зажмурился, понимая реакцию Джиа.

— Получили какие-нибудь объяснения?

— Нет. Герберт сидел в доме в бессознательном состоянии, позже умер в больнице.

— От чего? — спросил он.

— Не знаю. Справлялся в больнице — в медицинском центре Даунстейт, — никто так и не сообщил, от чего он умер. Говорят, что имеют право знать только родственники, но, по-моему, дело не просто в этике. Они боялись.

— Чего?

Кристадулу пожал плечами:

— Возможно, судебного иска. Хотя, думаю, причина глубже. Думаю, она заключается в том, как он умер. — Толстяк махнул рукой. — Не будем больше говорить про Герберта Лома. Я вам рассказал все, что знал.

— А жена? — поинтересовался Лайл.

— Никто Сару больше не видел, не слышал. Как бы вовсе исчезла с лица земли. Или словно ее вообще не было. Ни одного ее родственника не нашлось, а Герберт завещания не оставил, поэтому дом стоял пустой несколько лет, потом снова вернулся ко мне вроде старого долга, опять его пришлось продавать, только теперь уже его не брали ни за какие деньги. Пока вы не пришли, — с улыбкой указал он на Лайла.

Тот ухмыльнулся:

— Я купил его именно из-за истории.

— Однако не очень-то рады, правда?

— Дело не в радости. Просто стараюсь справиться с ситуацией.