Эдвард Ли - Готика Белого Отребья

- Чего?

К счастью, взрывное восклицание блокировало необходимость дальнейших разговоров между Оги и Писателем. Это был гортанный стон, вырвавшийся изо рта Поли, когда что-то, явно нежелательное , наполнило рот Дон.

- О, бля, дорогуша. Ты сосешь член лучше, чем моя первая няня!

Эта высокая похвала, казалось не произвела на Дон должного впечатления, потому что теперь она скривилась и склонилась над мусорным ведром.

- Эй, Калича! Ты же не собираешься оскорбить меня, выплёвывая?

- Точняк, - сказал Оги. - Настоящие дамы никогда не выплёвывают. Они проглатывают всю кончу и просят добавки.

- И третий раз! - закричал Поли.

- Точняк, босс, и четвёртый...

- И пятый, и шестoй! - a потом - вы удивитесь? - они оба разразились хохотом.

Дон опустила плечи, собралась с духом и сглотнула.

- Хорошая девочка! - cказал Поли, застегивая ширинку.

Дон схватила пиво Писателя и принялась жадно пить.

- Ну, ребята, было весело, - сказал Поли, потирая руки. Он повернулся к Писателю и показал на него пальцем. - И с тобой тоже. Ты мне нравишься .

Оги подмигнул ему.

- Это хороший знак, приятель.

- Ты - мой новый талисман на удачу! - воскликнул Поли, и оба мафиози вышли из комнаты.

Дон напряжённо ждала, скрестив пальцы. Возможно, она даже бормотала безмолвную молитву, как просительница, умоляющая о прощении… пока не захлопнулась задняя дверь.

- Боже мой, если мне придётся ещё раз , блядь, сосать маленький член этого психопата! Я сама залезу в крематорий.

Писатель мог бы рухнуть от облегчения, что предыдущая обезболивающая интерлюдия закончилась

- Я думал, они никогда не уйдут. Думаю, я даже уже был готов, что они пристрелят меня, - cказал Писатель. Когда Дон вернула ему пиво, он рассудительно отказался. - Нет, нет, ты допивай.

- Ты что, думаешь, я какая-то больная?

- Вовсе нет, Дон. Но учитывая тот факт, что Поли только что кончил тебе в рот, несомненно, на бутылке теперь есть молекулярные следы его спермы. Поэтому я предпочёл бы не переносить их себе в рот.

- Пошёл ты, - сказала она и допила остатки. - В следующий раз сам сосать ему будешь.

Писатель воздержался от дальнейших комментариев и, вооружившись свежим пивом, вместе с Дон вернулся к большой двери.

Когда они вошли, Сноуи была похожа на оленя ночью, в свете фар. Она подошла и обняла Дон.

- О, Боже милостивый, я была уверена, что эти сумасшедшие убьют тебя! - oна громко и влажно поцеловала Дон в лицо. - Я всё время слышала, как они смеялись и кудахтали, словно пара дьяволов!

Дон ещё была ошеломлена своим предыдущим испугом и неприятностью того, что ей пришлось проглотить всего несколько минут назад. Она попыталась оттолкнуть Сноуи.

- Милая, пожалуйста. Сейчас не время.

Сноуи отошла от неё, надув губы.

- Ну, чёрт возьми, я же переживала за тебя!

- Мне очень приятно , но я сейчас не в настроении.

Писатель не обратил внимания на их сантименты; его внимание было приковано к бледному распростертому телу, что лежало на длинном металлическом столе под единственной желтой лампочкой.

Вот он или ОНО. Толстолоб.

Синевато-банановая бледность выглядели жутко в полумраке, толстая труба плоти, которая была его гениталиями, казалась чем-то потусторонним. От общего его вида создавалось впечатление поля статического напряжения, усиленного присутствием чёрного пластикового пакета, который скрывал загадочную шишку, которая была его головой. Писатель приблизился на шаг или два, спрашивая себя: неужели я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО собираюсь снять мешок и увидеть лицо легенды? Затем он отошёл. Необходимой силы духа у него в яичках не было.

Но пришло время ответов.

- Девочки, теперь, когда Поли и Оги ушли, вы обе расскажете мне всё, что знаете о Толстолобе. Я хочу узнать его прошлое, возраст, его историю. Кроме того, я также хочу узнать, почему из всех возможных мест он именно здесь все эти годы, - но когда он перевёл взгляд на девочек…

Нет, нет, нет…

Дон лежала на полу, а Сноуи ловко вставляла и вынимала из её влагалища длинную стекляную пробирку - точнее из пульсирующего влагалища.

- Господи, девочки! Уделите уже мне время! Я заплатил вам за него! - закричал Писатель. - Займетесь своими шалостями позже!

Но они не собирались делать это позже. Голые бёдра Дон заерзали на полу, когда Сноуи наклонилась ближе, чтобы смачивать языком процесс вставки и извлечения. Обнаженные груди Дон раскачивались в такт движениям (и при этом это были внушительные груди), она сильно сдавливала каждый сосок указательными и большими пальцами.

- Пожалуйста, девочки! - взревел он. - Ночь проходит впустую! - но все его попытки отвлечь их не могли быть проигнорированы более нагло.

Бесполезно. Писатель смирился с тем, что ему придётся ходить по полутемной комнате с голыми стенами из шлакоблоков. Глубже в помещении он обнаружил несколько алюминиевых полок, на которых стояли бутылки с любопытными надписями: «Раствор Джора», катушки резиновых трубок и различные приборы , которые, очевидно, были связаны с работой в морге, к сожалению, в этой теме он не был хорошо осведомлён.

В углу, как часовой, стоял старый холодильник. На двери было приклеено написанное от руки предупреждение: НЕ ОТКРЫВАТЬ! Нравы Писателя заставляли его всегда подчиняться предупреждающим требованиям, и он никогда их не нарушал. Однако именно в этот момент он обнаружил, что находится в совершенно неоправданном состоянии любопытства… он открыл дверцу холодильника.

Внутри зажегся свет. На верхней полке лежало несколько 2-х литровых бутылок диетической колы и завёрнутый в фольгу кусок конфеты: CHUNKY, с изюмом. Других полок в нём не было; вместо них на дне стояла большая стеклянная бутылка на пять галлонов [69] около 19 литров , судя по всему. Материал, который её заполнял, выглядел тошнотворно, как болотная пена, но больше желтая, чем зелёная. Крошечные коричневые крапинки плавали в гадостной жиже.

Тошнотворный, едва поддающийся описанию, цвет этого вещества почему-то вызвал у Писателя головную боль и скрутил кишечник. Он немедленно закрыл дверцу холодильника…

…и закатил глаза, когда посмотрел вниз.

Шалости на полу ещё не достигли своей кульминации: Дон, очевидно, испытывала муки множественных оргазмов, доставляемых от Сноуи и её стеклянной пробирки для образцов. Вокализация её экстаза была слишком нелепой, чтобы утруждать себя описанием.

Вот, - подумал он, несколько подавленный, - самая непреодолимая сила человеческого организма: стремление к оргазму. Если Бог существовал, как разумное существо, - а Писатель в это верил, - то о чём он должен был думать, когда создавал человеческое сексуальное влечение? Это стремление, предположительно, предназначенное для размножения вида, заставляет теперь людей, занимающихся сексом, делать самые нелепые вещи и принимать самые глупые физические позы.